Ал
Райвизхем
Двадцать лет
спустя
(с
половиной)
1997 год
Предисловие
к читателям.
Ну,
вот и наступил тот момент, которого ждали многие (поверьте мне). По
многочисленным просьбам моих бывших сокурсников и прочих друзей, а также
приравненных к ним лиц, я решился и написал продолжение великой пародии на
великого Дюма.
Многие
претензии к первому труду про мушкетеров были учтены. Так, самой главной
претензией был объем пародии. Всем нравилась пародия, но не нравилось, что она
была не очень большая по объему. По их просьбам вторая часть трилогии по объему
превзошла первую почти в два с половиной раза (надеюсь, что не в ущерб
качеству). Тем читателям, которым, о радость мне, понравится и вторая часть,
хочу сообщить добрую для них весть. Уже написана (правда, в рукописном виде) и
третья часть трилогии. Осталось только ее забить в комп в виде файла и продать
издателям, как можно дороже. Поэтому прошу Вас, бомбардируйте издательства с
требованием непременно издать третью часть трилогии, особо напирая на то, что
это великий труд, достойный занять место на полках домашних библиотек рядом с
Дюма.
Если
все закончится так же удачно, как и с первыми двумя частями, то вы еще не раз
обхохочетесь, читая про невероятные приключения времен шпаг и
кинжалов.
С
наилучшими пожеланиями,
ваш
любимый скромняга
Ал Райвизхем.
Глава
1.
Итак,
мать вашу так, прошло двадцать с половиной лет. Любой идиот поймет, что за это
время многое должно было бы измениться. А если не понял, значит это не идиот, а
дебил.
Обратим
взгляд на кардинальский дворец,
спустя эти чертовы двадцать лет (с половиной). В одном из покоев, за столом с
покосившимися ножками и проеденной молью скатертью, сидел человек в красной
сутане и кардинальской шапочке, покрой которой напоминал берет десантника, и
просматривал журналы с, судя по всему, непристойным содержанием. На его лице
застыла скабрезная улыбка, и изредка доносилось довольное покряхтывание,
переходившее, когда колени неизвестного начинали дергаться, в зловредное
хихиканье.
Может,
это была тень великого кардинала Ширелье? Нет! Ни хрена это не Ширелье! Это был
новый кардинал, и в нем не было ни той мощи, ни той величественности, что так
была присуща этому покойному интригану Ширелье.
Звали
этого нового кардинала Замарини. Он чувствовал себя одиноким и бессильным (так
как театр стриптиза, дававший каждый день представления, объявил забастовку...).
Правда нашлись два штрейкбрехера, изъявивших желание заменить танцовщиц, однако,
едва взглянув на их лица, на которых явно была написана их принадлежность к
сексуальным меньшинствам, Замарини приказал расстрелять их по обвинению в
неуплате налогов.
С улицы доносились крики типа “Янки, убирайтесь домой!”, “Замарини долой!”, “Судью на мыло” и “Шайбу-шайбу!”. Изредка, между криками расстреливаемых штрейкбрехеров и звуками волынки, на которой играл кто-то из приговоренных к пожизненному заключению, слышались пулеметные очереди. Это народ грабил банки, чтобы показать власти, что и у него тоже есть оружие.
Этот
Замарини в данный момент был не только кардиналом и первым министром, но и
любовником Ее Величества. Это во многом помогало Замарини удерживаться у власти.
Однако сейчас он попал в трудное положение. Подстрекаемый своими благородными
устремлениями, кардинал вновь, в третий раз за месяц, увеличил налоги. Народ же,
слабо разбираясь в экономике, как всегда обзывал эти благородные устремления
“гнусной жадностью” и, в знак протеста, вешал сборщиков налогов, если
получалось.
Если
не получалось, подоспевший на крики сборщиков патруль хватал первых попавшихся
под руку людей и затем выбивал у них признания в участках.
Глава
2.
Тем
временем, напившись до бесчувствия и наколовшись наркотиками, около восьмисот
парижских купцов избрали на своем всеобщем собрании десять делегатов, которые
еще могли ворочать языком, и отправили их к герцогу Орлеанскому, который по
своему обыкновению, заигрывал с народом перед выборами в парламент. Десять
делегатов, забыв, что они должны потребовать снижения налогов, начали петь
непристойные песни, громко ругаться и рыгать. Однако герцог, обшарив карманы
делегатов, нашел кроме кошельков и драгоценностей, пачку использованных
презервативов, карту местности с перечнем всех публичных домов в округе и
туалетную бумагу с текстом обращения парижских купцов.
Убедившись,
что в карманах делегатов ничего не осталось, герцог Орлеанский присвоил себе все
содержимое карманов купцов, за исключением пачки использованных презервативов,
приказал выгнать всех взашей, напутствуя делегатов обещанием
“Посмотрим”.
Со
своей стороны, парламентские докладчики явились на следующий день к самому
кардиналу. Один из докладчиков, страдая от похмелья, так смело говорил и
требовал, размахивая рукой, пальцы которой, словно держали в руках стакан, что
Замарини, вопреки обыкновению не приказал их всех посадить или повесить, а
отпустил, навешав, правда, таких ..., что делегаты отправились в страховую
компанию требовать возмещения за увечья.
-
Посмотрим, - кричал им вслед Замарини, - появитесь ли вы здесь еще
разок!
Поразмыслив
немного, Замарини решил все-таки посмотреть и созвать совет; послали за
управляющим финансами Д’Эмери.
Народ
ненавидел этого Д’Эмери: во-первых, потому что он управлял финансами, а
управляющих финансами всегда ненавидят;
во-вторых, потому что надо кого-нибудь ненавидеть; в-третьих, такого говнюка
надо было утопить еще в детстве, пока он еще не стал грабить народ, роясь во
всех карманах, до которых могли дотянуться его руки, приговаривая при этом: “Так
повелел мне господь и его управляющий финансами”.
Это
был сын известного бандита и головореза Жулино, повешенного после того, как он
объявил о том, что решил стать честным человеком и открыть фирму по производству
гробов. Разъяренная толпа пассажиров почтового экспресса, который он ограбил
минуты за три до того, без лишних разговоров повесила его на дорожном указателе,
указывавшем в сторону кладбища. После этого маленький Джулио переменил фамилию
на Д’Эмери. Кардинал Ширелье, заметив в нем большие финансовые возможности
(после того, как получил от него взятку) представил его Блюдовнику Тринадцатому.
Тот, в это время размахнулся печатью, намереваясь убить муху, сидевшую на столе,
и кардинал вовремя успел подсунуть под удар указ о назначении Д’Эмери писарем в
финансовое управление.
Этот
самый писарь и был теперь управляющим финансами.
Послали,
значит за Д’Эмери, а он послал всех и прислал на заседание вместо себя
дрессированную кошку, которая голосовала ничуть не хуже самого Д’Эмери, и
вдобавок нагадила в кресло, на котором сидела.
Тем
временем во дворец в ободранном нижнем белье явился гвардейский офицер де Коменж
и рапортовал, что народ взбунтовался и напал на него, отняв всю зарплату,
казенное обмундирование, пустили лошадь на шашлыки и надавали ему по морде. В
связи с этим, он просит всех здесь присутствующих скинуться ему по полпистоля на
новую шпагу, чтобы он смог искромсать эту чернь на кусочки. Если же ему, де
Коменжу, сей же момент,
не одолжат денег на почти новые трусы с заплаткой, он (де Коменж) все здесь
разнесет нахрен (на самом деле де Коменж проигрался в пух и прах в карты и,
напившись для храбрости, пошел стрелять деньги).
Де
Коменж нашел в лице собрания сочувствие. Покачав головой, кардинал пообещал ему
разобраться, и попросил его зайти попозже. Выглядело это сочувствие примерно
так:
-
Пошел вон, придурок! – сказал Замарини и выгнал за дверь, ударив в глаз на
прощание, после чего пинул своего лакея в пах, объяснив это необходимостью
тренировки ног. Согнувшись пополам, Бернуин с посиневшим лицом выслушал доводы
кардинала и, видимо согласившись с ними, упал лицом в половую тряпку у двери,
сказав что-то типа “ы-ы”.
Нехорошо
улыбнувшись, Замарини закрыл заседание, несмотря на удивленные крики
собравшихся, обнаруживших пропажу кошельков, драгоценностей, карманных часов и
кредитных карточек.
-
Ай-яй-яй-яй-яй, - посокрушался для вида Замарини, - Следить надо за своими
вещами. Но мы это обязательно расследуем, я сейчас может быть, даже указ
какой-нибудь подпишу, - пообещал он на прощание, выталкивая всех за дверь.
Последней из кабинета вылетела кошка Д’Эмери, которую напоили слабительным,
причем доза была настолько велика, что когда карета с кошкой затормозила у
крыльца особняка, Д’Эмери с огорчением узнал, что отныне карету можно
использовать разве что для перевозки навоза.
Вот
в каком трудном положении был кардинал Замарини, когда мы ввели читателя в его
кабинет (сцена начинается со слов “Итак, мать вашу
так...”).
Замарини
поднял мегафон и, надев наушники, свистнул два раза.
В
комнату вошел слуга в черном, тряся головой, и, пытаясь просверлить дырку в ухе
своим указательным пальцем.
Кардинал
не обернулся. Он знал, что на два свистка должен был войти Бернуин.
-
Бернуин, что за мушкетеры дежурят во дворе?
-
Судя по всему, де тервильской роты, - ответил слуга, переспросив предварительно
вопрос кардинала два раза.
-
Почему ты так думаешь? - спросил кардинал, одеваясь в костюм
мушкетера.
-
Да у них на груди написано название команды, то есть роты, - объяснил Бернуин,
прислушиваясь к пьяным крикам во дворе.
-
Сам знаю, - поблагодарил Бернуина кардинал и пинул того носком кованых сапог по
коленной чашечке. - Иди и позови мне какого-нибудь
офицера.
Бернуин,
прыгая на одной ноге и крича от боли “слушаюсь Ваше Преосвященство, ы-ы!”,
доскакал до лестницы и скатился во двор. Через минуту он заглянул к
кардиналу.
-
Господин Д’Арнатьян! - доложил он, влетая в кабинет, получив под зад от
вошедшего.
-
Вы господин Д’Арнатьян ? - спросил кардинал, прочитав на рукаве гасконца
хвастливый девиз рода “Д’Арнатьяны - короли”.
-
Какого хера, - начал было гасконец, увидев на незнакомце мундир рядового
мушкетера. - А, это Вы, Ваше преосвященство, - воскликнул он, взглянув в лицо
неизвестного. - Очень рад, очень рад, - воскликнул лейтенант королевских
мушкетеров, пожимая руку кардинала с золотым перстнем на пальце. Когда он отнял
руку, на пальце у кардинала уже ничего не было.
Кардинал
испытующе посмотрел на нашего старого знакомого, пытаясь понять что-либо по
бесстрастно наглой физиономии гасконского дворянина.
-
Я хочу прогуляться по Парижу и не получить по морде, - сказал наконец Замарини,
- Но сейчас вроде бы опасно, вы слышали, что произошло с де
Коменжем?
-
Да, конечно слышал, он кому-то проиграл в карты сто пистолей, - широкая ухмылка
гасконца не оставляла сомнений в том, кому проиграл сто пистолей месье де
Коменж.
-
Вы беретесь охранять меня? - спросил кардинал, уверившись в том, что Д’Арнатьяну
можно доверять. - Сколько человек вы возьмете с собой?
-
Ни одного, сир, - заявил гасконец, прикидывая, не может ли по дороге что-нибудь
случиться с Его Преосвященством. - Вам даже я не нужен, езжайте прямо вон до
того переулка, - махнул рукой гасконец в сторону ближайшего темного переулка, из
которого выбегал ручеек крови. - Только денег с собой возьмите
побольше.
-
Нет, Вы все-таки поедете со мной, - твердо сказал Замарини, похлопывая при этом
Д’Арнатьяна по плечу жирными после еды руками.
Д’Арнатьян
с гиканьем выпрыгнул из окна, срезав на лету кинжалом около метра ткани из
шелковых занавесок. Опыт не подвел бравого лейтенанта королевских мушкетеров, и
он приземлился прямо в седло чьей-то лошади, стоявшей у крыльца особняка
кардинала.
-
Постойте, Д’Арнатьян, - воскликнул кардинал, спустившись вниз по лестнице. - Это
же моя лошадь!
-
Тысяча извинений, - недовольно ответил гасконец, с сожалением вылезая из мягкого
седла. Горечь Д’Арнатьяна была несколько скрашена мелким бриллиантом из уздечки
лошади, который случайно оказался в его кармане.
Д’Арнатьян влез на своего коня и. подняв
его на дыбы, поскакал по улице вслед за его
Преосвященством.
По
мере продвижения вперед, народу вокруг становилось все больше и больше.
Кардиналу вскоре стало не по себе от присутствия прохожих и от приставаний коня
Д’Арнатьяна к его кобыле. Гасконец же, нисколько не боялся мрачных взглядов,
смело направляя своего коня на зазевавшихся прохожих.
-
Хороший прохожий - мертвый прохожий! - пояснил правила уличного движения
гасконец.
Вдруг
за углом послышались чьи-то крики и ругань. В воздухе появились летучие мыши,
фотографирующие местность.
Кардинал
хотел было вернуться во дворец, однако, увидев как его провожатый безмятежно
проскакал за угол, последовал за ним, опасаясь возвращаться обратно в
одиночку.
За
углом его взору предстала следующая картина: толпа зевак пинала гвардейца де
Коменжа, крича что-то о пяти тузах и о костях-неваляшках. Вокруг на деревьях
сидели два десятка гвардейцев, которые, увидев прибывшую помощь в лице
Д’Арнатьяна, поспешили слезть и помочь де Коменжу. В считанные секунды поле боя
опустело.
-
Этого повесить, этого в участок, - начал распоряжаться Коменж, указывая на двух
прохожих, выходящих из магазина по продаже женского белья в
кредит.
-
Правильно! - заявил кардинал, появляясь, как чертик из коробочки. - А деньги в
казну! - быстро сориентировался он.
-
Кардинал! - в ужасе воскликнул де Коменж, роняя мешочек с пистолями в урну. -
Никаких денег, к сожалению, не обнаружено, - отрапортовал он кардиналу, плюнув
для маскировки в урну.
Замарини
насмешливо кивнул и, не слезая с лошади, сачком для ловли бабочек вытащил
мешочек с пистолями из урны.
Из
дома напротив высунулся какой-то человек и заплетающимся языком
пропел:
Я
сегодня не такой, как вчера,
Налоги
надо снизить!
Слышь
кардинал, ропот повсюду раздается -
Замарини,
так его растак, долой!
-
Разрешите, я его пристрелю, монсеньер, - попросил де Коменж, искавший на ком бы
сорвать зло. Не дожидаясь, пока кардинал кивнет, гвардеец выстрелил из
пистолета. Фонарь, стоявший метрах в пяти от заветного окна разлетелся и
потух.
-
Остановитесь! - повелительно приказал Замарини, сыпанув перца в глаза коня де
Коменжа. Конь взвился на дыбы, и незадачливый стрелок рухнул лицом в лужу. -
Надеюсь, Вы не расквасили себе морду? - заботливо поинтересовался кардинал у
Коменжа. - Я знаю французов, если они поют - значит, веселятся, если веселятся -
значит, будут платить, - объяснил кардинал, сплевывая жвачку на шляпу Коменжа,
откатившуюся в сторону. С гиканьем кардинал и гасконец ускакали, проехав по тому
месту, где лежала злополучная шляпа.
-
Я и забыл, - поднимаясь, сказал де Коменж, к лицу которого прилип чей-то окурок,
- Платить да платить, больше ему ничего не надо, - со вздохом пиная урну. Если
бы урна могла говорить, то она бы сказала, что сделана из чугуна, и пинать ее
дело ненужное, но господь не дал ей дара речи и бедный гвардеец принялся прыгать
на одной ноге, изрыгая патриотические нецензурные лозунги, вперемешку с
упоминанием имени матери кардинала.
Замарини
же в сопровождении Д’Арнатьяна посетил одни из нелегальных домов терпимости и
изъял всю незаконную выручку, после чего. окончательно придя в хорошее
настроение, вернулся во дворец. Ему глубоко запала отвага
гасконца.
-
В конце концов, без помощников трудно, а жулик он кажется большой, - подумал
кардинал, обнаружив пропажу кольца, бриллианта в уздечке, метра полтора
занавески и разных безделиц со стен и стола на сумму в
полпистоля.
Окончательно
приняв решение, Его Преосвященство пошел в тайную комнату, где у него хранился
банк данных на подданных Его Величества, созданный еще самим Ширелье. Набрав на
клавиатуре имя Д’Арнатьяна, он нажал Еnter и увидел на экране голую девицу.
Затем заиграла музыка и появилась надпись “Заплати полтинник, урод”. Страшным
ударом кардинал попытался пройти внезапную преграду, однако это не помогло,
надпись на экране сменилась другой. “Ты че, тупой? Гони полтинник!” - появилось
на экране.
-
Бернуин! - заорал кардинал. - Ну-ка, разберись с ним, - он показал на
компьютер.
Бесшумно
возник подслушивавший, как всегда, Бернуин и, набрав слово “полтинник”, нажал
Enter.
-
Я сам знал, - заявил кардинал, ударив Бернуина в ухо. - Пошел
вон!
Однако
данных на Д’Арнатьяна было немного. “Спросить Рофшора” - гласил архив
Ширелье.
Замарини
походил по комнате и, решившись, выбежал в туалет. Вскоре он вновь вернулся в
комнату и, под звуки хрипевшего от недостатка воды унитазного бачка, написал
что-то на клочке туалетной бумаги, после чего вышел в приемную. Там, на кожаном
диване, спал его новый телохранитель, улыбаясь во сне. Под голову он положил
надувную резиновую подушку, которую всегда носил с собой в
походы.
Кардинал
вышел на секунду и тут же вернулся с ведром воды. Проколов резиновую подушку
булавкой, Замарини выплеснул ведро на ничего не подозревавшего гасконца и заорал
прямо в ухо:
-
ВСТАТЬ! СМИРНО! ТРИДЦАТЬ ОТЖИМАНИЙ ОТ ПОЛА! Раз-два, раз-два, - с усмешкой
командовал кардинал, наблюдая за Д’Арнатьяном. Затем он вручил Д’Арнатьяну
клочок туалетной бумаги и, направив того на дверь лицом, дал сильного пинка.
Д’Арнатьян пролетел в дверной проем, словно человек, спешащий в туалет, пружина
вернула дверь в исходное положение.
-
Какой хороший день! - воскликнул Его Преосвященство, отправляясь в спальню,
чтобы отдохнуть.
В
записке, которую получил Д’Арнатьян, было написано:
“Коменданту
Бастилии. Конь же один эф три. Передай привет жене, она
поймет.
P.S.
Передай этому прощелыге узника № 372. НЕ ПЕРЕПУТАЙ!!!
“Мое ВысокоПреосвященство
Замарини”
-
На коня! - заорал Д’Арнатьян, воспользовавшись мегафоном, который он
позаимствовал у кардинала. Оглушенные мушкетеры выполнили приказ. Прихватив по
пути карету-такси, предварительно выбросив кучера с козел, мушкетеры помчались
за своим командиром, невзирая на толпы старушек, переходящих
улицы.
Комендант
Бастилии, получив от Д’Арнатьяна расписку в получении узника в количестве одна
штука, воровато огляделся по сторонам и отправился на женскую половину
тюрьмы.
-
Хе, это же Рофшор, - приглушенно воскликнул Д’Арнатьян, рассыпая кнопки по
сиденью кареты. - Узника сюда! Рофшор, сколько лет, сколько зим! - сказал
гасконец, зажимая нос рукой, - Ты совсем не изменился.
-
А ты все еще лейтенант, - уколол Рофшор.
-
Да я чуть было не стал капитаном, - начал оправдываться Д’Арнатьян, - Всего три
пистоля не хватило. А тебя за что замели, вонючка
гребаная?
-
Да я сам не знаю, - Рофшор за двадцать лет привык не обижаться, - Ведь не могу
же я, в самом деле, сидеть за то, в чем меня обвиняют.
-
А в чем тебя обвиняют? - спросил Д’Арнатьян, в глубине души, не веря ни одному
слову Рофшора.
-
В скотоложестве со смертельным исходом, мой дорогой друг, - криво улыбнулся
Рофшор, - Но Вы сами понимаете, за это у нас не сажают.
-
Вам повезло больше чем мне, - грустно сказал Д’Арнатьян, вдоволь насмеявшись над
Рофшором. - О Вас помнят, за вами посылает кардинал, а я двадцать лет, как
лейтенант и перспектив нет никаких. Взяток не беру (никто не
дает).
-
Ну, что ж, может я смогу помочь Вам, замолвив о Вас словечко, - попытался
подбодрить гасконца Рофшор, любивший давать обещания и не выполнять
их.
Вскоре
карета подкатила к дворцу кардинала.
-
Кстати, - сказал Рофшор, - Когда мы ехали, вокруг было столько народу, что
стоило мне крикнуть о помощи, меня бы непременно
освободили.
-
Почему же Вы этого не сделали? - насмешливо спросил Д’Арнатьян, выстрелив из
пистолета в Рофшора. Пуля взвизгнула у самого уха. - Муха, - объяснил свой
поступок гасконец, перезаряжая пистолет.
-
Просто мы теперь друзья, - солгал Рофшор, звеня кандалами. При этом у него из-за
пазухи выпал напильник.
-
Очень рад иметь такого друга (не приведи господь), - фальшиво улыбнулся
Д’Арнатьян. - Кстати, кардинал просил снять с Вас наручники, но я, к сожалению,
потерял ключи, - извинился наш благородный герой. Как бы в подтверждение его
слов, когда он выходил из кареты, в кармане что-то забренчало, из него даже
выскочил брелок на цепочке с надписью “наручники королевские, 3-й
размер”.
-
Да ладно, - махнул рукой Рофшор и плюхнулся лицом в грязь - это Д’Арнатьян
нечаянно наступил Рофшору на ремешок сандалий.
-
К кардиналу, - распорядился лейтенант мушкетеров, подбирая выпавшую из карманов
Рофшора пачку “Мальборо”.
Спустя
три минуты Рофшор, получив пинок, влетел головою в дверь кабинета, которая за
миг до этого была закрыта кем-то изнутри на засов. Замарини, осознав ошибку,
открыл дверь и посторонился, дав Рофшору упасть.
-
А, Вы, наверное, господин Рофшор? - спросил кардинал. Не получив ответа,
кардинал немного попинал лежащего, пытаясь привести его в чувство. Однако граф
все еще не приходил в себя. Тогда Замарини пожал плечами и тщательно обшарил
Рофшора. К восторгу кардинала, он нашел толстую тетрадку с характеристиками на
друзей и врагов Ширелье. Его Преосвященство. найдя данные на Д’Арнатьяна, с
усмешкой спрятал тетрадку.
Рофшор
тем временем пришел в себя и поднялся на ноги.
-
Вы хотели видеть меня монсеньер, чтобы что-то спросить? - попытался намекнуть на
свою полезность Рофшор.
-
Да! - уверенно сказал Замарини, - я хочу спросить у Вас, не знаете ли Вы который
сейчас час?
-
Нет, - удивленно пробормотал граф де Рофшор.
-
Я так и думал, - сказал Замарини. - Увести! - последнее он адресовал двум
мушкетерам, появившимся в дверях.
-
Вы позвали меня только для этого? - спросил огорошенный
Рофшор.
-
Да, конечно, - уверенно подтвердил Замарини.
-
Но за что хоть меня посадили? - спросил Рофшор, пытаясь разгадать хоть эту
загадку.
-
Не отказались ли Вы три года назад отравить некоего господина Соранье (по
просьбе королевы)? - вопросом на вопрос ответил ему Замарини. - Я же сказал,
увести его, мать вашу так!
Мушкетеры
прикладами мушкетов вытолкали Рофшора из кабинета.
-
Позовите Д’Арнатьяна, а этого вонючку пусть увезет Коменж.
-
Ну-ну, - сказал сам себе Рофшор, - раз меня не стережет Д’Арнатьян, то ставлю
пистоль против двух, что сегодня я буду ночевать на
свободе.
Тем
временем кардинал открыл досье и прочел следующее:
Характеристика
на члена НДС (п)* Д’Арнатьяна
Истинный
партиец. Родился в 1604 г. Первые десять лет провел под домашним арестом, после
чего был отправлен в исправительную школу. В 1623 году прибыл в Париж, где завел
интрижку с некоей Бонасье, служанкой королевы (кличка служанки - “подстилка”)
Бережлив. Не дает денег в долг. Вместе со своими друзьями, некими Отосом, он же
граф де Ла Фер, Потросом. он же дю Баллон и Амарисом, он же Д’Эрблю, он же
“святоша”, он же “Отпускатель” (грехов) , хорошо играет в карты против богатых
гвардейцев.
В
1623 году принял участие в операции “Подвески”. Спас королеву, привезя ей
подвески, увезенные ее любовником.
Деньги
хранит в резиновом кошельке. За храбрость при битве у Ля Рошель, произведен в
лейтенанты. После его ухода загадочно исчезают вещи, которые плохо лежат (список
пропавших вещей прилагается на 23 страницах).
___________________________________
НДС
(п) - Национал Дворянский Союз (партия) - был создан в 14 веке обществом
масонской ложи имени Буратино, с целью выкупить из тюрьмы злостных
неплательщиков налогов.
P.S.
Если Д’Арнатьян пожимал Вам руку, купите себе новое
кольцо.
Ширелье
Замарини
с воплем взглянул на палец. Золотой перстень исчез так же безвозвратно, как и
вещи, перечисленные на 23 страницах. Кардинал не на шутку разозлился и дал
такого пинка своему верному лакею Бернуину, что тот скатился по лестнице вниз на
целый этаж.
-
А кольцо я вычту у него из зарплаты, - злорадно решил кардинал, и приказал
позвать Д’Арнатьяна.
-
Лейтенант Д’Арнатьян! - доложил Бернуин, вытянувшись в струнку у стены рядом с
дверью. Кто-то снаружи, тем временем, так наподдал по двери ногой, что та,
распахнувшись, скрыла Бернуина из вида. На пороге стоял
Д’Арнатьян.
-
Какого хера, - начал было Д’Арнатьян, и тут же осекся. - А, это Вы, Ваше
Преосвященство. Мое почтеньице!
Дверь
захлопнулась при последних словах гасконца, и взору кардинала предстал
несчастный Бернуин с разбитым носом.
-
Я позвал Вас, сказать, что Вы достойны большего, нежели двадцать лет носить одни
и те же погоны, - начал свою речь кардинал, запуская в Бернуина чернильницу,
чтобы тот убрался вон.
-
Долго же он собирался сказать мне это, - подумал наш герой, окидывая комнату
подозрительным взглядом.
-
Я вижу, что Вы окидываете комнату подозрительным взглядом, но знайте, что мне
все известно про историю с подвесками! - сдерживаясь от нетерпения узнать эту
историю поподробнее, заявил Замарини. Он окинул взглядом комнату, чтобы
убедиться в том, что со стен и со столов убраны все мало-мальски ценные
безделушки. - Мне все рассказала королева, - соврал он, чтобы придать
достоверность своим словам.
-
О фресках? - прикинулся дурачком Д’Арнатьян. Кстати, это у него неплохо
получилось.
-
Подвески! - заорал кардинал в мегафон, направив его в ухо
Д’Арнатьяна.
-
Ах, подвески, - сказал лейтенант, вытаскивая вату из ушей. - Нет, ничего не
знаю, не видел, не брал.
-
По-моему, Вы хотите еще двадцать лет носить лейтенантские погоны, - начал
угрожать кардинал.
-
Нет, - сдался Д’Арнатьян, - Я вовсе этого не хочу. Но Вы понимаете, монсеньер, я
дал слово дворянина, что буду молчать, словом спрашивайте, о чем хотите, -
закричал в конце предложения гасконец, подбирая выпавшие у него из кармана
измятые временем и узкими карманами капитанские погоны покроя двадцатилетней
давности. Вместе с погонами, он подобрал золотую булавку, лежавшую на
полу.
-
Мне нужны Вы, Ваши друзья и много еще чего, - сказал кардинал, откидываясь в
кресле и нюхая кокаин.
-
Что мы будем делать? - задал вопрос любознательный
гасконец.
-
Все! - ответил Замарини, окосев от кокаина. - Все, что мне нужно! - добавил
он.
-
А что мы с этого будем иметь? - спросил любознательный Д’Арнатьян, ковыряя в
зубах кинжалом.
-
Все! - пообещал Замарини, любивший давать обещания.
-
Я согласен, - ответил Д’Арнатьян, тоже любивший давать обещания, - но я не знаю,
согласятся ли мои друзья.
-
Обещайте им то, что им нужно, - поучительно ответил Замарини, сморкаясь в
носовой платок Д’Арнатьяна, торчащий у того из кармана
смокинга.
-
Но поиски друзей потребуют представительских расходов, - попытался намекнуть
Д’Арнатьян, взглядом пытаясь определить, где у кардинала спрятаны
деньги.
-
Мои поручения будут тайного характера, так что и поиски тоже должны быть такими
же. Это не потребует почти никаких расходов, - заявил не любивший платить
Замарини.
-
Но вчера разорился банк, в котором хранились мои деньги, и я не могу
путешествовать за свой счет, - гордо ответил гасконец, любивший путешествовать
за чужой счет. - К тому же шумные празднества по случаю моих розысков,
фейерверки и салюты дорого сейчас стоят, - сказал Д’Арнатьян, любивший
празднества и взрывы салютов.
-
Вы с ума сошли! - заорал Его Преосвященство. - Я не собираюсь оплачивать все
ваши сумасбродства. Может у вас куча долгов по алиментам.
-
Откуда вы знаете? - испугался гасконец.
-
Вы должны ехать тайно, не привлекая к себе внимания! - наставительно заметил Его
Преосвященство.
-
Без салютов? - горестно спросил Д’Арнатьян.
-
Без! - отрезал кардинал. - Ваши расходы должны быть минимальны, иначе это
привлечет внимание врагов. Моих врагов, в смысле врагов Франции! - возвысил
голос Замарини.
-
Вы имеете в виду кредиторов? - догадался Д’Арнатьян. - И незачем так орать, я не
глухой. У всех честных людей так много врагов, - посокрушался гасконец. - Но
ведь на то, чтобы скрываться от этих врагов, тоже нужны деньги,
однозначно!
-
Ну ладно, ладно, - поморщился Замарини, открывая секретер и ссыпая сотню
пистолей в резиновый кошелек, который протянул ему
Д’Арнатьян.
-
Фальшивые, - заявил гасконец, наметанный глаз которого, сразу заметил подделку.
- Я таких сам могу наштамповать, - проинформировал он кардинала, согнув пополам
алюминиевый пистоль.
-
Мне вчера в магазине дали сдачу или я их в карты выиграл, - попытался
оправдываться Замарини. - Короче, что-то в этом роде, да.
-
Мне пофиг, в смысле неинтересно, где вы их берете, в смысле взяли. Мне нужны
настоящие, однозначно!
-
Перестаньте говорить как Жириновский! - вспылил кардинал. - У меня уже тик
начался от этих “однозначно”! - Замарини вздохнул. Вздохнув еще десять раз,
причем с каждым разом вздох становился тяжелее и тяжелее, он, наконец, приняв
какое-то решение, вытащил из-под плинтуса мешочек с пистолями и начал
развязывать тесемку.
-
Позвольте мне, монсеньер, - сказал Д’Арнатьян, вырывая мешочек из рук кардинала
и, в мгновение ока опорожнил его в свой резиновый кошелек, из которого он только
что вытряхнул в урну алюминиевые пистоли.
-
Нет, нет, я сам, - возразил кардинал, пытаясь вытряхнуть пистоли из кошелька
обратно. Но к удивлению кардинала в кошельке ничего не было видно. Замарини
попытался вглядеться в бездонную пустоту кошелька.
-
У-у! - попытался крикнуть кардинал в черную пустоту.
-
Пошел нахер! - ответило эхо.
Замарини
был настолько ошеломлен, что безропотно вернул хозяину его чудесный кошелек, чьи
свойства напоминали государственную казну Франции.
-
Итак, до свиданья, монсеньер, - поклонился гасконец и вышел вон. При этом он
нечаянно так хлопнул дверью, что все стекла в комнате вылетели из окон. Зато
теперь, Бернуин, которому больше не мешала дверь, рухнул как
подкошенный.
Кардинал,
захватив мешок с презервативами, тоже покинул дворец, не забыв вытереть ноги об
Бернуина. Его Преосвященство спешил к Ее Величеству. Он чувствовал, что ему
дорого обойдется история с Д’Арнатьяном. К тому же у него с утра был запор, что
также не навевало на него хорошего настроения.
Теперь
вновь вернемся к нашему герою. Со времени последних событий, как уже было
написано на обложке книги, прошло двадцать лет с половиною. Наш герой изменился
внешне, но не внутренне. Внутри по-прежнему билось его благородное сердце. Его
хитрые глаза все так же подло смотрели на мир. Улыбка нечасто появлялась на его
лице, но зато когда появлялась, то можно было подумать, что у него умерла теща
(причем страшной и мучительной смертью).
Одевался
он все так же экстравагантно: идиотская шляпа с пером, смокинг, сапоги со
шпорами, и, конечно же, плащ мушкетера с рекламной надписью “Кока-кола”. Когда у
него не было настроения, он одевал поверх плаща свой верный “Шмайсер”, из
которого то и дело постреливал по сторонам.
Жил
он теперь в одном пятизвездочном трактире, хозяйка которого мечтала выйти замуж
за дворянина, и Д’Арнатьян каждый раз, когда хозяйка, прекрасная Мадлен,
приходила требовать плату за месяц, обещал жениться на ней. Справедливости надо
сказать, что трактир не разваливался от старости только потому, что его голуби
загадили.
И
вот, придя в свой номер-люкс на чердаке двухэтажного дома, принялся вспоминать
адреса своих друзей и пересчитывать пистоли, ловким образом заныканные у
кардинала.
-
Как-то помню, мне пришло письмо от этой скотины Потроса. Сейчас, по-моему, его
фамилия удлинилась: “Дю Баллон де Плафон”. Кажется, он женился и добавил к своей
фамилии название замка, - в поисках письма Д’Арнатьян разговаривал сам с собой.
Забывшись, он открыл дверь чулана, и тут же на него обрушилось цунами из мусора,
высотой до потолка.
-
Черт, - сказал Д’Арнатьян, стоя по колено в консервных банках, старых газетах,
куриных косточек, рыбьих скелетиков, пустых бутылок и разорванных коробках
из-под презервативов. - А, вот оно, - он развернул помятый листок бумаги, весь в
жирных пятнах от масла, сыра и еще бог знает чего. Оно басило (в смысле
гласило):
“Здравству
дарагой друк!
Я
жить хорошо, жениться. Охочусь, пью только водку “Зверь” и “Абсолют”. Скоро
абсолютно озверею. Недавно заколол двух подлецов. Пришли требовать деньги,
сволочи. Жина и теща другу не жилаешь. Такие добрые, тихие. Никогда не кричат на
меня. Приезжай, всигда рат.
Искренне
твой дю Баллон де Плафон.
P.S.
Привези пожалуста нимнога яда. Надо двух крыс отравить.”
Д’Арнатьян
тогда не смог приехать и прислал крысиный яд по почте, в баночке из-под “Анкл
Бенс”.
Сейчас
Д’Арнатьян не стал внимательно читать письмо, поскольку помнил его содержание и
сразу посмотрел на адрес, написанный на конверте большими печатными буквами
(Потрос умел писать только такими). Адрес басил (в смысле гласил): “Замок
Плафон, Франция”.
-
Проклятая скотина! Он что думает, всем известно, где находится его барак, -
выругался с досады гасконец. - Хвастун, чертов.
Про
Отоса Д’Арнатьян знал только лишь, что тот живет в своем имении под именем графа
де Ла Фер. Амарис же, стал аббатом и носил имя Д’Эрблю. Лет пять назад он
пригласил Д’Арнатьяна быть секундантом на дуэли. Д’Арнатьян тогда ранил своего
соперника в спину, а Амарис, спрятавшись в кустах, сделал эффектный выпад,
приколов противника лицом к дереву. Пожав руку, Амарис исчез тогда в
ночи.
Выходило,
что о пребывании Амариса он знал столько же, сколько о Потросе и
Отосе.
От
раздумий Д’Арнатьяна оторвал звук разбитого окна. Какой-то бандит влезал в окно.
Спрятавшись за занавеской, бесстрашный гасконец, подождал, пока неизвестный
влезет и, приставив к голове того шестизарядный револьвер Смит и Вессон,
заорал:
-
Ах, мерзавец, твою мать! - он крутанул барабан револьвера с одним патроном и,
вновь приставив дуло ко лбу негодяя, спустил курок. - Я отучу тебя грабить
честных людей! - но выстрела не последовало.
-
Господин Д’Арнатьян? - удивленно пробормотал грабитель, трясясь после пережитого
испуга. Чтобы успокоить свои нервы он вынул пачку “Беломора” и
закурил.
-
Планше! - узнал своего ученика по школе выживания. - Черт, тебе повезло, - с
изумлением сказал гасконец, смотря на барабан револьвера. Патрон был прямо
напротив курка, произошла осечка. - Тебе на роду написано быть
повешенным!
При
этих словах Планше вновь затрясся.
-
Гвардейцы кардинала тоже так и считают и хотят меня повесить! - захныкал
Планше.
-
Давно пора! - сказал Д’Арнатьян улыбаясь. Ему вспомнилось, как в школе выживания
Планше подшутил над одним из учеников, привязав к стулу динамитные шашки, и
поджег фитиль. Тот взорвался как раз в тот момент, когда в класс вошла комиссия
из комитета по образованию, рассматривавшая вопрос о продление лицензии школы
выживания. К чести Планше, надо добавить, что взрыв был строго направленным
(снизу вверх) и не задел больше никого, кроме того злополучного ученика, который
лопнул как шарик. Д’Арнатьяну стоило потом больших трудов убедить комиссию, что
это была лабораторная работа. - Да! - сказал Д’Арнатьян, которому стало жаль
Планше. - Если бы я был на твоем месте, то писал бы
завещание.
-
Я отдал бы десять пистолей, чтобы Вы очутились на моем месте, - ответил
Планше.
-
А за что тебя хоть повесят? - спросил любознательный
Д’Арнатьян.
-
Да ни за что, честное слово! - божился Планше.- Я, значит, сижу на площади,
никого не трогаю. Вдруг из-за угла вылетает карета, вокруг караул из гвардейцев.
Из кареты высовывается какой-то вонючий господин и кричит, что они везут золото.
Я позвал ребят, мы эту карету тормознули, пару - другую гвардейцев прострелили
насквозь, а тут им на выручку еще один патруль приперся. Ну, а пока мои ребята
погибали смертью храбрых, я, оплакивая их кончину, перелез через забор и
побежал. А под шумок, потом, как я слышал, этот подлый вонючий месье тоже
смылся. Оказалось, какой-то Рофшор сбежал из Бастилии. Теперь меня, как
соучастника в побеге, хотят повесить и объявили награду, - хныкал
Планше.
-
Да, - многозначительно протянул Д’Арнатьян, - За это тебя действительно надо
повесить. Кстати, а сколько пистолей дают за твою голову?
-
Пять, - приободрился Планше. А у меня есть десять, тому, кто меня не
выдаст.
-
Итого пятнадцать, - подвел итог хозяйственный гасконец, - Эй патруль, - крикнул
гасконец.
-
Умоляю, - захныкал Планше. - К тому же у меня десять пистолей чеками на банк
“Лионнский кредит”, а без моей подписи ими можно
подтереться.
-
Ну, ты, конечно, не думаешь, что я собирался тебя выдать, - улыбнулся
Д’Арнатьян. К тому же ты мне нужен, чтобы найти моих гребаных друзей, которым
служат твои гребаные друзья.
-
Это Вы о ком? - не понял Планше.
-
О Базене, Мушкетоне и Гримо, твоих друзьях по школе выживания, - попытался
освежить память своему выпускнику, гасконец, выбив из-под него
стул.
-
А, эти гребаные недоноски, - искра узнавания мелькнула в глазах Планше. когда он
поднимался с пола. - У них всегда пара другая джокеров в
рукаве.
-
Ну, так вот, они служат моим друзьям: Амарису, Потросу и Отосу. - Не знаешь ли
ты, где они сейчас? - спросил гасконец.
-
Нет, не знаю, - бесхитростно ответил Планше. Но я знаю, где находится подлая
мразь по фамилии Базен, - хитро улыбнулся он.
-
Ну и где же находится этот недостойный человек? - насмешливо спросил
Д’Арнатьян.
-
Он причетник в монастыре Ля Кондом.
-
Ну, гони свои чеки, и не дай бог они непокрытые, - пригрозил Д’Арнатьян. - Я
тебя сам найду и повешу.
-
За что? - захныкал Планше.
-
За шею, - невозмутимо ответил лейтенант королевских мушкетеров, собираясь в
дорогу. - А сейчас мы едем в Ля Кондом.
Заехав
по пути в “Лионнский кредит”, Д’Арнатьян послал своего бывшего ученика
обналичить чеки. Сам гасконец нетерпеливо дожидался на улице. Однако к его
удивлению, долго ему ждать не пришлось, и Планше сам покинул здание банка, а не
был выброшен за шкирку, как ожидал Д’Арнатьян. В руках у Планше была пригоршня
казначейских пистолей. Наш герой был так поражен тем, что его ученик сказал
правду, что не придал тому обстоятельству, что вслед за Планше выбежали четыре
охранника и лысый месье в галстуке, визжавший что-то неразборчиво матерное.
Планше вскочил в седло лошади Д’Арнатьяна и, воспользовавшись преимуществом
конного пассажира над пешими преследователями, благополучно покинул место
“обналичивания”.
Подъехав
к Ля Кондом, Д’Арнатьян и Планше вошли в церковь, отмахнувшись от нищих. В
монастыре шел молебен. “Гребаный недоносок” Базен читал молитву. Вдруг его голос
затих, но рот Базена еще продолжал открываться и закрываться, словно у рыбы,
выброшенной на берег. Опомнившись, Базен закрыл рот и перевернул пластинку.
Вскоре звуки патефона вновь зазвучали под сводами церкви.
Подождав,
пока Базен закончил морочить людям голову, Д’Арнатьян и Планше, закрыв двери,
схватили его за шкирку и вежливо спросили, не знает ли он, Базен, где находится
Амарис.
-
Колись сука! - зарычал Планше.
-
Амарис стал аббатом и расстался с мирской жизнью, я не знаю где он, - солгал,
как всегда Базен, страдавший синдромом патологического
вранья.
Д’Арнатьян
и Планше переглянулись.
-
Сейчас проверим, действительно ли ты не знаешь, где находится мой друг Амарис, -
многозначительно сказал Д’Арнатьян, вытаскивая экзаменационный Смит и Вессон с
одним патроном. Крутанув барабан, он приставил дуло ко лбу
Базена.
-
Но я уже сдавал экзамены, я окончил школу выживания, - попытался протестовать
“грязный недоносок”, трусливо шмыгая носом.
-
Я вижу, что ты трусливо шмыгая носом, не хочешь сдавать вступительные экзамены в
аспирантуру, грязный недоносок, - грозно сказал Д’Арнатьян, взводя
курок.
-
Стойте, стойте, - завопил Базен, - Я вспомнил! Совершенно случайно, я вспомнил
адрес, по которому сейчас можно найти шевалье Д’Эрблю (Амарис сменил имя, чтобы
скрыться от преследовавших его кредиторов), - попытался остановить Д’Арнатьяна
Базен. - Его можно найти в иезуитском монастыре близ Блево, корпус 7, квартира
39, спросить, не продается ли здесь славянский шкаф. Кстати, вот вам пропуск в
монастырь, впишите туда свои имена, - криво улыбнулся
Базен.
-
Действует безотказно, - усмехнулся Д’Арнатьян, спуская курок. - Ой, я нечаянно,
спустил курок. Да не трясись ты, видишь, все обошлось. Надумаешь учиться в
аспирантуре, приходи, вступительный экзамен ты только что сдал, - с этими
словами он ударил Базена в глаз. Верный Планше ударом под дых сбросил Базена с
алтаря.
Когда
несчастный Базен пришел в себя, то обнаружил, что кто-то свистнул всю церковную
выручку и раскокал пластинку с молитвами вдребезги. Вдобавок, кто-то увел с
конюшни церковную лошадь.
Д’Арнатьян
и Планше продолжали свой нелегкий путь.
-
Гей-гей, вперед мой конь лети, - восторженно напевал Планше, радуясь тому, что
не идет пешком.
-
Планше, друг мой, - притворно ласковым голоском произнес Д’Арнатьян, - Сделай
одолжение, пожалуйста.
-
Все что угодно, мон хенераль, - воскликнул Планше, и начал напевать военный
марш.
-
Заткнись, ублюдок, мать твою! - заорал с плохо сдерживаемым раздражением
гасконец. - Мне от твоих песенок выть охота!
Вот
в такой непринужденной атмосфере протекал весь путь до
Блево.
Оказавшись
возле монастыря ближе к вечеру, Д’Арнатьян увидел Амариса, бившегося на шпагах с
тремя неизвестными. Д’Арнатьян и Планше, не сговариваясь, направили своих
лошадей прямо на ничего не подозревавших злодеев. Те с воплями обернулись лицом
к новым противникам и тут же поняли, что так делать было нельзя. Амарис в
течение полутора секунд сделал три выпада, и острие шпаги трижды выглянуло из
груди у всех троих.
-
Ы-ы-ы, - только и сказали они, прежде чем повалились друг на
друга.
-
Господи, прими их души, - воскликнул Амарис, размахивая внушительных размеров
окровавленной и зазубренной шпагой. Затем, он вытащил из-за пояса клещи и
принялся рвать золотые зубы у одного из убитых мерзавцев.
-
Что вы делаете, аббат, - укоризненно заметил Д’Арнатьян, - ведь вы же сын божий,
Амарис, мать твою!
-
Это все пойдет на пожертвования для церкви, - отвечал Амарис, взвешивая
вырванные зубы на маленьких карманных весах.
-
Слушайте, друг мой, - решил взять быка за яй..., в смысле за рога Д’Арнатьян, -
Вы хотите стать богатым и возвыситься? - спросил он напрямую у Амариса,
прячущего золотые зубы в сапоге.
-
И сколько это мне будет стоить? - спросил рассудительный
Амарис.
-
Пустяки, - отвечал ему гасконец.
-
А, это же Планше, - вдруг воскликнул Амарис. Тебе от Базена сегодня по почте
прислали коробку конфет, вот, кстати, и она, - он вытащил из-за пазухи помятую
коробку.
Жадный
Планше тут же разорвал коробку и обнаружил маленькую конфетку внутри. Недолго
думая, он засунул ее в рот. Спустя несколько секунд он исчез в клубу черного
дыма.
-
Ух, ты! - воскликнул Амарис. - А я то хотел ее в унитаз выбросить. В
общемонастырский, - добавил он. - А кто из сильных мира сего хочет совершить
весьма похвальный поступок, в смысле, облагодетельствовать меня? - спросил он у
Д’Арнатьяна, невзирая на громкие крики Планше, лицо которого от копоти походило
на грязную негритянскую рожу.
-
Замарини, наместник бога на земле, после Папы Римского, - без обиняков ответил
Д’Арнатьян.
-
А, этот, - все оживление Амариса пропало, как оставленный без присмотра кошелек.
- Да он скорее удавится из-за двух пистолей, чем кого-нибудь облагодетельствует.
И вообще, друг мой, - Амарис, недовольный тем, что его все время называют
Амарисом, погрозил пальцем автору. - К сожалению, друг мой, - он вновь обратился
к Д’Арнатьяну, - Я отошел сейчас от мирских дел, и не могу участвовать в
авантюрах, это меня может скомпрометировать. - И теперь я не такой, как в
предыдущей книге, - добавил он.
Д’Арнатьян
в ответ только покачал головой, увидев, как из внутреннего кармана плаща “слуги
божьего”, вывалилась надувная резиновая женщина. Так что, если Амарис и
изменился, то не очень сильно.
-
Жаль, жаль, - огорченно произнес Д’Арнатьян, озираясь вокруг в поисках насоса.
Не найдя вокруг ничего, что могло бы заменить этот хитрый инструмент, наш бравый
гасконец помрачнел и вскочил в седло своего коня. Однако чья-то заботливая
дружеская рука перерезала подпругу пару-другую минут назад, и Д’Арнатьян
свалился в куст репейника. Прощальная улыбка Амариса стала еще шире, отчего
аббат Д’Эрблю стал похож на похабного барсука, говорящего по телефону
непристойности.
-
Прощай, прощай, мой старый друг, - сказал Д’Эрблю на прощание, и затем,
подождав, пока Д’Арнатьян и Планше исчезли из виду, воровато огляделся и вытащил
из другого кармана плаща велосипедный качок.
Д’Арнатьян
и Планше направились на север, доверившись чутью гасконца. Повсюду они
расспрашивали о замке Плафон и толстом господине, некоем дю Баллоне (девичья
фамилия Потроса), все, однако начинали плеваться лишь при одном упоминании этого
имени. По объему плевков, а также частоте ругательств, гасконец и его спутник
все больше убеждался, что они на верном пути, и что совершенно случайно выбирать
направление движения присуще не только опытному следопыту. С Д’Арнатьяном по
этому поводу был полностью согласен его верный Планше, мастеривший что-то всю
дорогу, и бормоча под нос имя Базена.
Вскоре,
однако, верный нюх следопыта начал отказывать Д’Арнатьяну и они в третий раз
проехали через один и тот же городок. Им бы долго пришлось блуждать по округе в
поисках Потроса, если бы не случайный попутчик - налоговый инспектор, также как
и они разыскивавший месье дю Баллона в его новое имение Перрон. В знак старой
дружбы Д’Арнатьян отправил вперед Планше, чтобы тот предупредил бедного Потроса
о новой для него напасти. Дорога в обществе налоговой крысы, однако не доставила
удовольствия гасконцу, постоянно вынужденного клясться в том, что он не брал
карманные часы у инспектора, и в том, что он всегда вовремя подает налоговые
декларации. Даже когда гасконец выигрывал в карты, а это происходило всю дорогу,
он был вынужден обещать “налоговой вши”, что обязательно, непременно, включит
сумму выигрыша в свой совокупный годовой доход.
Вскоре,
взору Д’Арнатьяна и налогового инспектора предстал Потрос, посреди голой степи,
одетый в лохмотья.
-
Не понимаю, - сказал налоговый прыщ, развернув карту местности, - Здесь должен
находиться замок Перрон, купленный недавно господином дю Баллоном де
Плафоном.
-
Дю Баллон де Плафон де Перрон, - гордо представился Потрос, дав щелбан лошади,
на которой сидел налоговый кровосос. Лошадь, захрипев, повалилась набок, а
налоговик плюхнулся лицом в пыль. - Не знаю я ни про какой замок Перрон, -
заявил бедный Потрос, - И вообще, у меня одни убытки, - в доказательство Потрос
вывернул дырявые карманы, из которых выпорхнула моль.
-
Но у нас совершенно точные сведения, - не сдавался налоговый инспектор, - Вы
купили замок и не заплатили НДС, вот ксерокопия договора купли-продажи, -
размахивая кипой бумажек, настаивал налоговый инспектор.
-
Не за’мок, а замо’к ! - парировал Потрос. - А согласно акту от тридцатого года
от НДС освобождается целый перечень товаров, в число которых входит и замки. - И
вообще, - Потрос вытащил двуручную шпагу из ножен, - не надо сюда ездить, тут
края глухие, никто не услышит, никто не узнает... - его слова сопровождал свист
шпаги, которую он принялся вращать над головой. - Тут убить могут, - он
красноречиво выпростал из своих лохмотьев двухстволку восьмого
калибра.
Побледневший
сборщик налогов, получив по голове эфесом шпаги от Д’Арнатьяна, бросился бежать,
сломя голову.
-
Настало время подавать декларации, - крикнул гасконец.
-
Настало время попрактиковаться в стрельбе, - ухмыльнулся Потрос, насыпая соль в
грозное оружие.
-
Бум-бум! - сказала двухстволка.
-
Ай! Уй! - заорал налоговый инспектор, садясь в лужу, чтобы уменьшить
боль.
-
Друг мой, - укоризненно сказал Д’Арнатьян, - Зачем же тратить соль, ведь есть же
пули, кстати, могу продать. Сам за два пистоля покупал, тебе по дружбе, за один
уступлю.
-
Да за один пистоль я куплю в десять раз больше, чем ты предлагаешь, - возмутился
Потрос. - К тому же солью больнее. Человек же получает по заслугам, не
расставаясь с жизнью.
-
Какой ты гуманный, - сострил Д’Арнатьян, увидев, как из лужи, в которую присел
налоговик вынырнул большой крокодил.
-
Это Гаврюша, - похвастался Потрос, - Он солененькое любит. - Предсмертный крик
сборщика налогов подтвердил слова “великого гуманиста всех времен и народов”. -
Я его купил на аукционе, там он ухитрился съесть аукциониста, благодаря чему
никто его не захотел покупать, и я купил его за бесценок.
-
Слушай, - прервал его Д’Арнатьян, которому уже начала надоедать наглая,
бесхитростная ложь Потроса, кичившегося своим знатным происхождением, состоянием
и связями, словом всем, чего у него никогда не было. - Ты что, в самом деле,
купил замо’к ?
-
Не замо’к, а за’мок!
-
И где же он в таком случае?
-
Тут, ответил месье дю Баллон де Плафон де Перрон, доставая из бумажника надувной
резиновый замок. - Планше, Мушкетон, ублюдки чертовы, так вас перетак, живо за
работу!
Из
травы показались головы Планше и Мушкетона, играющих в карты. Приказание Потроса
прервало их в тот самый момент, когда Планше ругался последними словами по
поводу того, что в колоде, оказалось, пять джокеров. Мушкетон, сделав невинное
лицо, успокаивал его, утверждая, что произошла ошибка и в колоду попали три
лишние джокера. При этом у него из кармана выпало еще два джокера, и ему не
миновать бы линчевания со стороны Планше, если бы так некстати не вмешался
Потрос. Понукаемые пинками со стороны своих хозяев, они взялись за воздушный
насос и принялись надувать замок.
Через
пять минут на месте голой степи появилось четырнадцатиэтажное здание замка,
стены вокруг замка, лес, виноградники, десяток другой надувных рабынь и даже
небольшой резиновый кегельбан.
-
Да, - протянул гасконец. - Немудрено, что тебя налоговые крысы
донимают.
-
Купил на дешевой распродаже, - начал хвастаться Потрос. А еще, под этот замок я
уже пять раз ипотечные кредиты получал. И вообще, я богатый человек, у меня
пятьдесят тысяч ливров годового дохода. Эх, если бы у меня было бы звание
барона, мне бы кредитов больше давали бы, - вздохнул он.
-
Кстати, я как раз могу это устроить, - сказал добрый Д’Арнатьян. - И ничего
особенного делать не придется, ну разве что проткнуть кого-нибудь, словом все
как раньше.
-
Так мы едем путешествовать? - радостно воскликнул Потрос. - Тогда я замок с
собой возьму, ведь ночевать в гостиницах это сплошное разорение
просто.
-
О'кей, - сказал Д’Арнатьян, - смачно сплюнув в резиновую траву. - Только Вы,
друг мой, сначала езжайте в Париж без меня. А я заеду за Отосом, кстати, не
знаете, где он живет?
-
В имении Бражелон, доставшемся ему по наследству от внезапно умершего
родственника, - ответил Потрос, закрываясь в одном из резиновых туалетов,
расположенных вокруг замка.
-
Внезапно? - переспросил Д’Арнатьян, - Отос, насколько я его помню ничего
внезапно не делает, ну если только деньги нужны.
-
Может быть, это не он? - высказал догадку Потрос, и как всегда
ошибся.
-
Планше, мы уезжаем, сразу после того, как только я поем. Накорми лошадей, а я
пока посплю. С этими словами он пинул Планше и, повалившись как сноп в резиновую
траву, захрапел. Планше от злости пнул резиновую собаку, сторожившую резиновый
замок Потроса, после чего, как порядочный слуга и скотина, наплевав на
приказание, улегся в резиновую траву.
Однако
Потрос, следуя обычаям гостеприимства, позаботился о корме для лошадей, накормив
их протухшим гороховым пюре. Д’Арнатьян и Планше на свою беду обнаружили это уже
в пути, так что пришлось привязать бесчувственного Планше к седлу, а опытный
Д’Арнатьян, привыкший всего ожидать от друзей, надел противогаз, припасенный для
таких случаев. В целом же, пейзаж вокруг омрачался только тем, что на всем пути
падали замертво звери и птицы, оказавшиеся в пределах досягаемости воздушных
последствий горохового пюре. Разозлившись, гасконец написал донос на Потроса в
налоговую полицию.
Подъехав
к имению Бражелон, Д’Арнатьян в изумлении остановился и, развязав веревку,
благодаря которой Планше даже потеряв сознание, прямо сидел в седле (если он
сидел не прямо, веревка врезалась ему в шею), столкнул Планше с лошади, чтобы
привести его в чувство.
-
Ой, бля! - воскликнул Планше, - то ли выражая неудовольствие по поводу столь
болезненного пробуждения, то ли пораженный увиденным.
Замок
Бражелон, а это был именно он (об этом свидетельствовал указатель, лежавший в
пыли у дороги), был вовсе не похож на жилище алкоголика, каковым, как ожидал
Д’Арнатьян, должен был стать его друг еще лет восемнадцать назад. Нет, скорее
замок был похож на дом умалишенных: здание опоясывалось тремя кольцами колючей
проволоки под напряжением электричества, пулеметными вышками, миниатюрными
минными полями и рвом, заполненным помойными отходами, накопленными, судя по
всему, если учитывать глубину рва, за последние две тысячи лет. Запах рва сбивал
все самолеты, пролетавшие мимо. Посреди двора виднелись останки орбитальной
станции, также, сбитой этим химическим оружием. Словом дом нисколько не
соответствовал характеру благородного Отоса, молчуна и выпивохи, рубахи -
парня.
-
Неужели он умер? - с надеждой спросил сам у себя Д’Арнатьян, который лет
двадцать с половиной назад одолжил у “старины Отоса” полпистоля. - Планше, иди и
узнай все, я не решаюсь даже спросить, жив ли мой друг, - понюхав луковицу и
вытерев слезы, выступившие на глазах, добавил благородный
гасконец.
Исполнительный
Планше деловито осмотрелся вокруг и увидел какого-то паренька, гулявшего с
пулеметом наперевес по территории внутри замка.
-
Эй, малый, иди-ка сюда, - не совсем вежливо, закричал Планше. - Промудоблядский
загребаный педераст, язвить твою душу за ногу, бля, - сказал он и страшно
выругался. - Оглох что ли, - заорал снова, не увидев на лице неизвестного
обитателя замка никакой реакции. Прошло около минуты, прежде чем до незнакомца
дошел смысл высказываний Планше.
-
Оккупанты, - завизжал вдруг тот, направляя выщербленное от частого употребления
дуло пулемета в сторону Планше. - Янки гоу хоум! Смерть джи-ай! Да здравствует
Папа Карла Маркс, друг всех рабочих и угнетенных! - провизжал он на самой
высокой ноте, на которой только можно визжать от боли в ампутированных по ошибке
врачей гениталиях при операции по лечению насморка. После чего, парень,
наслушавшийся нео-мао-марксистской помойной бредятины и накурившийся марихуаны
под завязку, решил подкрепить свои лозунги реальными делами и открыл шквальный
огонь.
-
Трах-тах-тах-тах-тах-тах-тах-тарахтах...- завыл пулемет, удерживаемый
трясущимися руками несгибаемого борца за коммунизм. Несмотря на то, что
расстояние до Планше и Д’Арнатьяна было всего метров пятьдесят-шестьдесят,
неизвестный все-таки умудрился не попасть в них, несмотря на высокую кучность
стрельбы. Пули свистели рядом с нашими героями, но не задевали их. Зато лимузин,
ехавший по дороге, метрах в двадцати слева от наших героев, оказался нашпигован
свинцом, как рождественская елка иголками. Взрыв, разметал обломки лимузина,
один из которых ударил незадачливого стрелка по кумполу, и тот с громким
душераздирающим криком упал. Через три секунды он поднял голову и
прокричал:
-
Папа! Убивают! - после чего вновь уронил голову.
Не
прошло и получаса, как на пороге дома, зевая и рыгая, появился человек с
благородной осанкой. В руках у него был перочинный ножик, которым он ковырял в
зубах. Взглянув на происходящее, он зевая вновь скрылся за дверью, после чего,
спустя несколько минут появился на крыльце в черном широкополом плаще, из-под
которого выглядывал новехонький с иголочки мундир эсэсовца. На груди у него
висел “шмайсер”, а в руках по-прежнему находился перочинный ножик. На глазах
красовались черные очки с треснувшими стеклами, отчего незнакомец ужасно походил
на кота Базилио. Фуражка с высоким верхом на голове, ужасно напоминала
Д’Арнатьяну идиотское кепи Отоса, которое тот всегда носил, когда напивался до
бесчувственного состояния.
-
Эта фуражка ужасно напоминает мне идиотское кепи Отоса, которое он всегда носил,
когда напивался до бесчувственного состояния, - пробормотал про себя
гасконец.
-
Неужели Отос? - с волнением в голосе, хрипло произнес, надеявшийся на обратное
Д’Арнатьян. - точно, Отос! - решил для себя Д’Арнатьян, увидев, что незнакомец
наступил на собственный плащ, и покатился по ступенькам лестницы. - Граф де Ла
Фер, собственной персоной, мать его так! - слезы радости появились на глазах
гасконца. Отбросив ненужную больше луковицу, он направился к незнакомцу. -
Надеюсь, он уже забыл про полпистоля, которые я у него одолжил лет двадцать с
половиной назад, - с надеждой подумал наш герой, приближаясь к своему старому
другу.
-
Отос! Старина! Это я Д’Арнатьян! - громко крикнул он, надеясь, что тот не станет
сначала стрелять, а потом разбираться.
-
Д’Арнатьян! Мой дорогой друг! - узнал Отос Д’Арнатьяна и выстрелил в цепь
подъемного моста. Однако он промахнулся и попал в спящего на часах привратника с
большим ружьем. Тот уткнулся носом в кнопку управления мостом и, тем самым,
опустил мост, совершив, по мнению Отоса единственно полезный поступок в своей
жизни, которая состояла из трех незамысловатых частей - жранья, спанья и
посещения туалета.
Мост,
состоявший из кривой доски, со свистом опустился, ударив неосторожного Планше по
голове. Д’Арнатьян и Отос бросились навстречу друг другу. Поскользнувшись у
начала моста, гасконец начал терять равновесие и врезался головой в живот Отоса.
Спустя несколько секунд, друзья поднялись и обнялись.
-
Д’Арнатьян, мой друг, - друзья еще раз обнялись, - надеюсь, Вы привезли мне мои
полпистоля, - с надеждой в голосе и со слезами на глазах (после удара головой в
живот) промолвил Отос.
-
О, я привез Вам нечто большее, - ответил наш благородный гасконец, приклеивая на
спину друга бумажку с надписью “Отос-дурак”. Я предлагаю Вам все, что
захотите.
Отос,
поморщившись оттого, что его все время называют Отосом, показал автору кулак и
незаметно сплюнул Д’Арнатьяну на сапоги.
-
Пойдемте в дом, друг мой, там все и обсудим, - предложил Отос (он же граф де Ла
Фер). Да кстати, это мой приемный сын Рауль, - он показал на сумасшедшего с
пулеметом.
К
удивлению Д’Арнатьяна, тот оказался при ближайшем рассмотрении довольно молодым
(лет двадцать) парнем. Показав лейтенанту королевских мушкетеров язык, отчего
вдруг ужасно стал напоминать Отоса, он спросил у своего, судя по всему,
приемного отца:
-
Пап, можно я их убью немножко? - и показал на Д’Арнатьяна с
Планше.
-
Хороший мальчик, - криво улыбнулся гасконец, застегивая пуленепробиваемый
жилет.
-
И, судя по всему, воспитан как настоящий дворянин, - фальшиво добавил Планше,
прячась за спины графа де Ла Фер и Д’Арнатьяна.
-
Заткнись! - одновременно сказали Д’Арнатьян с Отосом, пиная
Планше.
-
Вот Рауль, познакомься, это шевалье Д’Арнатьян, о котором я так много
рассказывал, - с любовью в голосе, сказал граф де Ла Фер, ткнув длинным
указательным пальцем в живот Д’Арнатьяна.
-
Ты тот самый Д’Арнатьян, который должен папе полпистоля? - спросил
любознательный Рауль, направляя на Д’Арнатьяна дуло большого
пистолета.
-
А у тебя есть права на ношение оружия? - сориентировался находчивый Д’Арнатьян.
- Кстати, могу продать, есть даже права на ношение атомной
бомбы.
-
Рауль, прекратите! - строго заметил граф де Ла Фер, дав своему тупому сыну
подзатыльник. - К тому же перед тем как угрожать кому-нибудь пистолетом, его
надо снять с предохранителя.
Рауль
замигал и заплакал.
-
Ты обещал, что я смогу в кого-нибудь пострелять, - с обидой в голосе заревел
Рауль де Бражелон (это у него фамилия такая).
-
Ну ладно, ладно, скоро ты поедешь в Париж на военную службу, там встретишь много
гвардейцев. А здесь просто не в кого стрелять, - успокаивал сына Отос, - к тому
же налоговые инспектора после того случая, со взрывающейся декларацией больше не
ездят, так что подожди до Парижа, - обнадежил как мог граф де Ла Фер своего
придурка-сына.
-
А Вы, друг мой, идемте в дом, - обратился Отос к Д’Арнатьяну, доставая из-за
пазухи своего эсэсовского мундира старую, засаленную от частого употребления
колоду карт.
Оставим
пока Д’Арнатьяна проигрывать фальшивые алюминиевые пистоли Замарини и вновь
обратимся к политике.
Политика
- грязное дело, это известно даже глупому котенку, который гадит в хозяйскую
обувь. Сейчас во Франции сложилась следующая ситуация:
Уже
не было в живых ни справедливого короля Блюдовника Тринадцатого, ни великого
интригана кардинала Ширелье. Первого кто-то заставил принять холодный душ
и,
схватив воспаление легких, тот откинул сандалии. Кардинал Ширелье же, погиб в
автомобильной катастрофе. Когда его тело извлекли из-под обломков роллс-ройса,
то на лице обнаружили застывшую глупую улыбку, свидетельствовавшую о том, что
даже в свою последнюю минуту, кардинал думал о судьбе
Франции.
Его
место занял некий Пьер-Луиджи-Мария-Хосе Замарини., бывший налоговый инспектор,
отличавшийся весьма усердным шмонанием в чужих карманах.
Королева
Анна Австрийская, скоропостижно потерявшая своего горячо надоевшего мужа, и
имевшая от него сына, стала регентшей до вступления своего сына Блюдовника
Четырнадцатого в совершеннолетний возраст. Но поскольку Ее Величество не могла
управлять королевством без помощников, то такой помощник вскоре нашелся. Им стал
новый кардинал, помогавший королеве с утра до ночи управлять Францией. Маленький
король горячо ненавидел своего “нового папу” и. не имея возможности повлиять на
события, ограничивался тем, что подкладывал кнопки, покрашенные под цвет стульев
и кресел кардинала, приклеивал их к ручкам дверей и стульчаку
унитаза.
Тем
временем, против кардинала начали высказываться и народ и герцоги с графами,
которым также не хотелось платить налоги, как и любому здравомыслящему человеку.
Кардинал вешал народ и сажал герцогов в тюрьмы, графов на кол. Самым отъявленным
противником Замарини был герцог Бофор, сидевший в Венсенской крепости за то, что
внес в парламент законопроект о ношении премьер-министром (пост занимал его
Преосвященство) на шее кольца с тринитротолуолом. Как только в парламенте
выносился вотум недоверия путем нажатия двух третей кнопок, автоматически
посылался сигнал на взрыв кольца, которое бы снесло голову напрочь экс-премьеру,
отправив его тем самым в отставку. Нечего им говорить, что проект очень не
понравился Его Высокопреосвященству и очень понравился депутатам, которые очень
любили нажимать на кнопки. Замарини наложил вето на проект, а герцог Бофор
переехал на новое место жительство. Однако народная слава, сменившая дурную,
сплотила вокруг герцога всю оппозицию. Их называли фрондерами (в честь некоего
графа Фрондо, сидевшего вместе с Бофором в Венсене. Единственным различием между
ними было то, что Бофор сидел в тюрьме, а Фрондо на колу, напротив тюрьмы,
вдохновляя герцога своим примером). Народ роптал, парламент каждый день выносил
вотум недоверия первому министру королевы, по почте каждый день присылались
посылки с адскими машинами в адрес Замарини. Однако кардинал оказался крепким
орешком. Вотумы недоверия по дороге во дворец постоянно терялись, или
возвращались обратно с припиской от Замарини, что он не умеет читать, посылки в
свой адрес Замарини отсылал, не вскрывая, в Народный Фронт поддержки фрондеров,
отчего каждый день там кто-нибудь взрывался. Этим Замарини экономил деньги,
которые он бы отдавал наемным убийцам и производителям колов. Герцог Бофор сидел
уже пять лет в Венсене. Его сорок попыток к бегству пресекались на корню
бдительной охраной. Тем временем его состояние лежало в Государственном Банке
Франции на беспроцентном депозите. Можно было сказать, что Франция в результате
разделилась на две части: противники и сторонники Замарини. Первые предлагали
его повесить, вторые подать на него в суд за невыполнение условий, под которые
получались взятки. Между двумя этими политическими партиями искусно лавировал
старый интриган и развратник канцлер Сега, который, несмотря на свой возраст
каждую ночь бродил по Лувру, стучась в разные двери, или подкарауливал в темноте
молоденьких фрейлин.
Теперь
вернемся к нашим баранам, то бишь, мать их, старым знакомым. Всю ночь Д’Арнатьян
и Планше бились как львы в бридж против Отоса и его приемного сына, но
безуспешно. К утру, в корзине, изображавшей кассу лежала сотня алюминиевых
пистолей, согнутый пополам экю, три су, десять копеек и долговые расписки
Д’Арнатьяна и Планше, все на общую сумму в пять с половиной миллионов пистолей.
Что интересно, несмотря на то, что расписки выписывались как Д’Арнатьяном, так и
Планше, тем не менее, плательщиком во всех был указан Планше. Кроме того, за
ночь, гасконец убедился, что Отос не хочет служить Замарини, из чего он сделал
вывод, что, либо Отосу предложили больше чем обещал кардинал, либо у Отоса
находился просроченный кардинальский вексель, и лимиты операций на него
благоразумный Отос временно закрыл. Скорее, правда, было верно первое, так как
из кармана графа де Ла Фер постоянно выпадали то маршальский жезл, то сертификат
на неограниченный кредит в банке “Насьонал де Пари-Сен Жермен - Спартак Москва -
4:1”.
Грустно
было нашему герою, когда он покидал Отоса. Бросив прощальный взгляд на замок,
Д’Арнатьян вытащил кнут, на рукоятке которого было вырезано слово “Будулай” и,
как следует, огрел Планше:
-
Я тебе говорил с короля ходи, так тебя перетак, задница осла, - страшно
выругался гасконец.
-
Я тут ни при чем, это Вы заказали столько взяток, что выпутаться не смог бы даже
сам Гудини, - оправдывался Планше, потирая след кнута на своей
спине.
-
Заткнись, - ответил Д’Арнатьян, незаметно, кончиком обнаженной шпаги подцепляя
седельную сумку Планше, надеясь, видимо, что-нибудь найти и скомпенсировать свой
очередной на этой неделе крупный проигрыш. Однако ничего, кроме серебряных
ложечек, позолоченных подсвечников и бюста головы гориллы, служившей у Отоса
вместо пресс-папье, не нашел.
Тяжело
вздохнув, Д’Арнатьян решил забыться и вытащил из-за пазухи две бутылки вина
десятилетней выдержки, которым вчера так неосмотрительно хвастался Отос. Планше
же, пошарив в своих бездонных карманах, вытащил из одного из них небольшого
карликового старого козла, отловленного вчера вечером в небольшом парке
заповеднике, который Отос разбил на месте бывшей свалки. Вытащив из другого
кармана зажигалку с вычурными вензелями в форме слов “де Ла Фер”,
выгравированными на ней, он принялся на ходу поджаривать маленького, но старого
козла.
-
Дай сюда, урод, - сказал Д’Арнатьян, вытаскивая из кармана походную кастрюльку с
тефлоновым покрытием, налил туда немного вина, высыпал рис из кулечка, заботливо
прихваченного ранним утром с кухни Отоса. Оттуда же он высыпал пюре “Анкл Бенс”,
немного кетчупа и добавил немного воды, и заставил Планше держать кастрюлю с
зажигалкой.
Примерно
через полчаса после этого, лейтенант королевских мушкетеров с любопытством
заглянул в кастрюльку в надежде найти там походной гуляш, и с удивлением
обнаружил, что пока козел варился, он выпил все вино, воду, кетчуп и сожрал весь
рис и пюре. Увидев удивленное лицо гасконца, козел принялся горланить какую-то
козлиную блатную песню. Увидев, что удивление на лице Д’Арнатьяна сменяется на
гнев, козел счел за лучшее сдохнуть от инфаркта. Потыкав в него вилкой, гасконец
убедился, что с таким же успехом можно было бы тыкать в гранитную
скалу.
-
Планше, - завопил, злой как волк Д’Арнатьян. - Хватит бездельничать, придурок!
Этот козел съел твою порцию еды на два, нет, на три дня, так что иди и продай
его как чучело, иначе ты умрешь с голоду, - приказал добрый Д’Арнатьян,
засовывая в рот большой кусок колбасы.
Бедный
Планше от злости пинул козлиную тушку и тут же понял, что лучше бы он этого не
делал, так как сходство по твердости с куском гранита было поразительным.
Попрыгав для разрядки на одной ноге, держась за ступню другой, он довел до
читателя свой запас ругательств.
-
У-у-у, бля, - завыл он.
Козел
же, вдруг воскрес и, воспользовавшись замешательством Планше, скрылся в
ближайшем лесу.
Д’Арнатьян
огрел Планше кнутом.
-
Ублюдок, сын ублюдка, слуга благородного человека, - выругался он. - Такого
козла можно было продать за два, нет за три пистоля.
Тем
временем, Отос отослал своего придурка-сына в Париж на военную службу и,
надеясь, что с ним ничего не случится, застраховал его жизнь на полтора
пистоля.
Затем,
вместе с Амарисом, Отос угнал вертолет и помог бежать герцогу Бофору из
Венсенской крепости, похитив его в самый подходящий, по мнению герцога, момент
(тот проиграл в карты охранникам полторы тысячи золотых экю). Однако, слуга
Отоса, друг Планше, небезызвестный Гримо, как оказалось, продал почти весь
бензин первому встречному за полпистоля, и вертолет рухнул, только лишь в двух
метрах за крепостной стеной. Пришлось вернуться в замок и купить лошадей (за два
с половиной пистоля). Провернув эту весьма выгодную с экономической точки зрения
операцию, маленький отряд выехал в сторону ближайшего леса, где их ждали верные
друзья и сторонники, готовые умереть за герцога Бофора и за полпистоля, которые
им обещали. Особенно рьяно участвовал в похищении пьяный граф Рофшор, которому
как командиру отряда друзей и сторонников был обещан целый
пистоль.
В
это же самое время Потрос и Д’Арнатьян стучались и пинались в дверь покоев Его
Преосвященства, а Планше и Мушкетон получили от своих хозяев задание продать
лошадей, купить новых, а на разницу купить что-нибудь
пожрать.
-
Войдите, - сказал, наконец, загробный голос за дверью.
Д’Арнатьян
сначала пропустил вперед Потроса. Тот смело нырнул в дверной проем, изо всех сил
толкнув дверь плечом. Дверь распахнулась и тут же вернулась в прежнее положение,
больно ударив Потроса по лбу так, что он отлетел метра на полтора. В ответ
доблестный месье дю Баллон де Плафон де перрон покачал головой и чихнул. От чиха
дверь слетела с петель, а Потрос присел на пол. После небольшой заминки,
наконец, друзья вошли к Замарини. Тот сидел на надувном кожаном диване в позе
лотоса и курил героин.
- А это Вы, - его мутные глаза попытались
сосредоточить внимание на тупом выражении лица Потроса, свидетельствовавшего о
том, что предки Потроса были неполноценными кретинами.
Д’Арнатьян
и Потрос поклонились, взмахнули своими шпагами, попрыгали на одной ноге и пнули
проходившую мимо кошку, словом все как обычно при приветствии высоких (выше
полутора метров) особ, согласно кодексу чести дворянина
Кардинал выпил стакан кофе с лимоном и
недовольно поморщился.
- Что вам нужно, что вам угодно, ик-ик, -
пробормотал кардинал, тупо уставясь на таракана, евшего черную икру из тарелки
на стоявшей на хрустальном письменном столе кардинала. - У-у-у-б-б-бить эту
скотину! – сумел выговорить кардинал, указывая на трех тараканов, евших икру из
трех тарелок, стоявших на трех хрустальных письменных столах кардинала. Кардинал
мигнул, и тараканов стало пять.
Д’Арнатьян, вытащив из кармана ручную
версию установки «град», разрядил ее в стол кардинала. Однако он взял слишком
высокий прицел и сорок восемь мини-ракет, сорвавшись с сорока восьми
направляющих, улетели в окно и подбили вертолет со снайпером на борту, целящимся
в кардинала из большого ружья с оптическим прицелом. От взрыва вертолета снайпер
дернулся и, умирая, нажал на курок, застрелив повара кардинала, который за
большие деньги (полтора пистоля) собирался добавить около килограмма мышьяка в
обеденный суп кардинала. Однако, из-за внезапно возникшей в животе дырки,
размером с половник, повар начал падать. При этом он выронил пакет с мышьяком в
большую помойную кастрюлю, которую выносили для нищих по
вечерам.
Потрос покачал головой и, отстранив
Д’Арнатьяна приставил к голове таракана дуло своего большого
пистолета.
- Трах! – сказал
пистолет.
- Дзинь-дзинь-блямс-блямс-дын-дындын-чпок, - ответил хрустальный стол, разваливаясь на две тысячи триста пятьдесят шесть мелких осколков.
- Идиоты! – выругался кардинал, смотря
вбок от них. Подождав, пока один глаз не остановился возле переносицы, а другой
не уставился вверх, кардинал рыгнул, а затем пошел блевать в
туалет.
Прошло десять минут, а от кардинала не
было слышно ни слова, ни духа и ни звука.
- Пошли, посмотрим, - забеспокоившись,
предложил Потрос.
- Пошли, извращенец, - согласился
Д’Арнатьян.
Однако
смотреть там, как оказалось, было не на что. Ну, разве что на стеклянную дверь,
зеркальный потолок, прозрачный пол, унитаз из богемского стекла, бачок из
платины и массивную золотую цепочку с большими бриллиантами, с помощью которой
приводился в действие уже упомянутый бачок.
-
Смотри, Потрос, - вдруг вспомнил Д’Арнатьян, - Цепочка от смывного бачка, ну
точно твоя перевязь из «Трех мушкетерах с половиной», которую, как ты утверждал,
купил у самого Александра Македонского.
-
Ах ты, гребаный … - начал было Потрос, но его прервал кардинал, который при
звуках голосов поднял голову из очка и попытался вспомнить, что ему здесь было
нужно.
-
Блю-блю-блю – вспомнил наконец кардинал, и его начало
рвать.
Оставшись
довольны увиденным, друзья решили подождать снаружи. К тому же, кости и карты
всегда были при наших друзьях.
Спустя
двадцать, а может быть и тридцать минут, Потрос убедился в неоспоримых
преимуществах кубиков - неваляшек, которыми играл Д’Арнатьян и предложил сыграть
в покер. Однако гасконец запротестовал, вспомнив, что, как-то напившись, Потрос
рассказывал о своей работе в казино.
-
Я помню, что, как-то напившись, ты мне рассказывал, что работал крупье в казино,
- кричал Д’Арнатьян, тыкая кубиками прямо в морду, пардон, в лицо
Потросу.
- Пошел, нахрен, - вопил, брызгая слюной,
Потрос. - Я работал «одноруким бандитом». – И нечего мне кубиками в харю тыкать,
а то я из тебя такие же сделаю!
- Интересно, - задумался Д’Арнатьян, - А
из кого сделаны эти кубики?
Их познавательный разговор был прерван
появлением Его Преосвященства
- Я сейчас, - сказал кардинал и, найдя
таблетку нафталина, запил ее чернилами, стоявшими на
столе.
Дико
повращав глазами и рыгнув в камин, кардинал вызвал самый настоящий пожар,
который, к счастью был потушен Потросом, всегда мечтавшим стать пожарником, и в
старые веселые времена частенько мочившегося на жарившееся без присмотра на
угольях мясо для гвардейцев. Потушив, значит пожар, Потрос вызвал небольшой
потоп, из-за чего внизу, в приемной осыпалась мокрая
штукатурка.
- Дерните меня за палец, - простонал
ничего не соображающий кардинал. Потрос с чересчур энергичным рвением исполнил
его просьбу, сдернув заодно с пальца платиновое колечко с сапфиром. Замарини
широко открыл глаза и громко пукнул так, что оконное стекло треснуло, а маятник
часов внизу в приемной остановился. - Жить – хорошо! – сказал кардинал, глупо
улыбаясь. – Давненько я так не ширялся, - восторженно продолжал он, ощупывая
сутану на заду. Ну вот, опять дырка, - огорчился он.
Уважаемые читатели! Я не несу
ответственность за предыдущий абзац, так как он был написан по требованию
террориста, случайно пробегавшего мимо.
В это время в комнату вбежал неизвестный
и, вскрикнув, бросился к кардиналу. Тот испугался и залез под стол. Раздался
выстрел и неизвестный рухнул замертво. Это Потрос, выбегая в коридор с криком
«караул», случайно задел свой пистолет об дверной косяк и раздался выстрел,
который впрочем, не задел неизвестного, так как тот вновь поднялся на ноги.
Раздосадованный Потрос выстрелом из второго пистолета все-таки прострелили
неизвестного насквозь. С громким криком неизвестный осел, корчась от боли.
Добрый Д’Арнатьян предупредительным выстрелом в голову добил
его.
- Спи спокойно, сын мой, - промолвил
Д’Арнатьян. - Амарис бы мной гордился, - радостно добавил он, обшаривая карманы
неизвестного.
- Кто это был? – спросил Его
Преосвященство, оправившись от испуга.
- Судя по всему, секретный курьер, -
ответил Д’Арнатьян, найдя в вещах усопшего удостоверение сотрудника службы
безопасности. – Вот какое-то письмо, - добавил он, незаметно пряча кошелек
убитого в своем кармане.
- А с ним что делать? – спросил Потрос,
снимая с убитого новенькие сапоги со шпорами.
- Спишем на несчастный случай, -
отмахнулся Замарини. – Я распоряжусь, чтобы его похоронили, как подобает. В
животах у королевских львов в зоопарке, - добавил он, смеясь своей
шутке.
- Жалко у него нет золотых зубов, -
вздохнул Потрос.
- Ах ублюдки, мать их, - завопил
Замарини. – Бофор, урод, так его перетак, сбежал, мать его. - Да я всех на кол
посажу!
- Ну, мы зайдем попозже, - пятясь из
комнаты, сказал Д’Арнатьян.
- Да, пишите письма, - согласился Потрос,
ежась от мысли, что придется сидеть на колу.
- Куда? – вспомнил о них кардинал. – Вы
азартные люди? – спросил он у наших героев и выругался
по-итальянски.
- А во что мы будем играть? – ответил
вопросом на вопрос Д’Арнатьян, доставая свои кубики -
неваляшки.
- В погоню, - односложно ответил кардинал
и пояснил, рыгая от чернил. -
Поймаете Бофора, получите все, что захотите, не поймаете, я сделаю с вами все
что захочу. Вот вам право делать все, что угодно, - закончил он, протягивая
приказ о неограниченных полномочиях. – Вы сможете расстрелять каждого, кто
встанет у вас на пути, занимать лучшие места на стадионе, брать лошадей на
станциях, ходить по газонам, плевать и гадить на тротуар, петь непристойные
песни, словом все, что хотите, только чтобы Бофор был
арестован.
Д’Арнатьян с Потросом откланялись и с
силой захлопнули дверь, так, что дверной косяк треснул и
покосился.
- Алло, палач? Советую заказать два новых
больших кола, скоро грянет работенка, - донеслось до наших героев из-за
двери.
- Это он для чего? – спросил глупый
Потрос, мучительно размышляя.
- Не для чего, а для кого! – криво
улыбаясь, ответил гасконец. Я думаю один из них для того, у кого он отнимет
звание барона, чтобы назначить бароном тебя, - соврал Д’Арнатьян. А второй для
нынешнего капитана королевских мушкетеров, чтобы я мог занять его
место.
- Как благородно с его стороны заранее
позаботится о том, чтобы наградить нас, - радостно сказал Потрос, под мышкой у
которого, болтались два сапога секретного курьера. - Мое мнение о нем меняется в
лучшую сторону. Мы выезжаем немедленно, - заключил он, размахивая
сапогами.
- На лошадей! – вскричал Д’Арнатьян.- Вы,
ублюдки, куда дели лошадей? – осмотревшись вокруг, заорал он на Планше с
Мушкетоном.
- Они вырвались и убежали, - ответил
Планше, смахивая с себя крошки хлеба и груду костей.
- Да, все было именно так, - подтвердил
Мушкетон, выковыривая из зубов остатки шашлыка. – Их теперь не найти, - сказал
он, пиная конский череп.
- Ах вы, мерзавцы, вы что, их успели
съесть? – воскликнул Потрос, потрясая кулаками.
- Успокойся, я думаю, если коней пустили
на шашлык, то они их ели не одни, а с кем-нибудь и я думаю не задаром, –
вкрадчиво начал Д’Арнатьян, - А ну гоните деньги, сфинктеры рваные, пока я вас
самих мясникам не продал, чтобы покрыть убытки и покупку новых лошадей, чтоб вас
трижды наперекосяк через колено и наоборот, - зарычал
гасконец.
Испуганные Планше и Мушкетон отдали
деньги, хныча, что это все, что им оставили родственники. Сумма, которую им
оставили родственники, удивительно походила на цену двух коней, если их продать
мяснику, о чем Потрос немедленно и заявил.
- Я вижу, что сумма, которую вам оставили
родственники удивительно совпадает с суммой, которую примерно мог бы дать мясник
за двух коней, - заявил Потрос и добавил, - Таких гребаных недоносков я впервые
вижу.
- Ну, - сказал Д’Арнатьян, присваивая
себе две монетки из доли Потроса, - Нам пора в путь, иначе нас посадят на кол, -
заявил он, с удовольствием наблюдая, что Потроса прямо-таки передернуло при этих
словах.
- Что же мы будем делать, - вскричал
Потрос, хватаясь за голову.
-
Ты не за то место хватаешься, - усмехнулся гасконец но, тем не менее, счел
нужным ответить Потросу. – Делать мы будем все! – ответил он, размахивая
индульгенцией. - Все, чтобы арестовать Бофора, даже если придется нарушить
закон, - с этими словами он выстрелил в одного из двух всадников, неспешно
ехавших по улочке.
Тот охнул и повалился с коня, как мешок,
набитый дерьмом. Лошадь второго всадника заржала и встала на дыбы. Возмущенный,
видимо тем, что у него пристрелили приятного собеседника и, крича что-то типа
«он мне должен был!», второй всадник схватился за шпагу, но тут Потрос,
оказавшись сзади, не мешкая, разрядил свой пистолет с большим дулом в спину
неизвестного.
- Ы-Ы, - сказал второй всадник, с
изумлением глядя на дыру в груди, из которой дул ветер. Сказав это, он
соскользнул с коня, благородно уступив свое место Потросу.
- Господи! – поднял глаза к небу
Д”Арнатьян, вскакивая в седло другой «овдовевшей», как сказал Потрос лошади, -
Ты ниспослал нам лошадей в тот момент, когда мы их потеряли. Спасибо провидению,
которое заботится о нас! – глубокомысленно изрек он, становясь похожим на лису.
– Амарис бы мной гордился, - добавил он.
- Аминь, - добавил довольный донельзя
Потрос. – Теперь я знаю, где лошади водятся.
- А теперь вперед! Вперед в банк
«Лионнский кредит»! Подлый Бофор наверняка там и грабит банк. Мы должны его
опередить!
- Друзья примчались в банк на следующее
утро.
- А если Бофора там нет? - спросил
Потрос, вытаскивая большой мешок.
- Будем грабить, пока не появится, -
решил Д’Арнатьян, закрывая лицо грязным носовым платком.
Так они и сделали в это утро. А также
после обеда, и на следующее утро. И в последующие три дня пролетели как один.
Сначала друзья грабили банк и шли обедать. Затем их арестовывали и отпускали,
стоило Д’Арнатьяну показать индульгенцию Замарини. Казалось, что так будет
продолжаться вечно. Потрос даже начал ворчать, что ему надоела черная икра, и
что ему хочется котлет с картошкой, но оказалось, что гасконец, словно в воду
глядел. На четвертый день Бофор случайно со свитой проезжал мимо и решил «снять»
часть денег со своего беспроцентного депозита. Причем сделал он это во время
завтрака, так что нашим героям пришлось бросить еду (в лицо официанту) и,
стремглав прискакали к банку, где обнаружили, что Бофор уже умчался с выручкой.
- Вперед, в погоню! - воскликнул
Д’Арнатьян, слезая с лошади.
- Арестовать Бофора! - завопил Потрос,
проверяя, не заржавела ли его знаменитая двуручная шпага, на двух торговцах
шашлыком, которые затребовали на взгляд Потроса слишком высокую цену за две
гигантские порции шашлыка.
- Мовет немнога подовдем? – осведомился
Д’Арнатьян, жуя шашлык.
- Как вкавешь, - согласился Потрос,
осматривая перчатки одного из случайно погибших торговцев. Удовлетворенный
осмотром, он надел их и подарил свои старые перчатки своему верному слуге
мушкетону. Мушкетон с сомнением посмотрел на старые перчатки, одна из которых
была боксерской, а вторая акушерской, но поблагодарил своего щедрого
хозяина.
Хорошенько выспавшись, сходив в кино и
проигравшись в пух и прах в казино, Потрос и Д’Арнатьян смело бросились в погоню
за подлым Бофором. Планше и Мушкетон преданно смотрели им
вслед.
- Какого хера…- начал было Потрос,
обнаружив, что их слуги, по-видимому, отстали.
- Идиот! Нам больше достанется, - ответил
бравый гасконец и подмигнул читателю.
Да! Храбрости гасконца можно было только
позавидовать. Герцог Бофор, Отос, Амарис, Гримо и Базен, Рофшор и еще сотня
отчаянных ребят, по которым виселица плачет, не испугали
Д’Арнатьяна.
Его благородство и отвага не обращали
внимание на подобные пустяки, тем более что он о них и не подозревал. Кроме
того, герцог Бофор ограбил банк, и должен понести наказание. Д’Арнатьян же
понесет украденные пистоли.
Вскоре, вечером наши друзья почти догнали
отряд Бофора. От отряда герцога отделились двое смертников-камикадзе и помчались
навстречу Д’Арнатьяну и Потросу. Сблизившись, гасконец воспользовался кнопочным
копьем и проколол своего соперника в мгновение ока. В следующее мгновение ока
Потрос воспользовался своим секретным оружием (ныне запрещенным ООН, как
бесчеловечное) - чихнул так, что его соперник слетел с лошади и сломал себе шею.
Гасконец же, на полном скаку воткнул, ставшее ненужным кнопочное копье (вместе с
нанизанным на него камикадзе) в старый дуб, на котором болтался какой-то
преступник.
И вновь наши смелые герои приблизились
настолько, что услышали звон украденных пистолей. И вновь от толпы отделились
двое всадников. На этот раз двое неизвестных открыли огонь по Потросу и
Д’Арнатьяну не сближаясь. Огонь они открыли из гранатометов, заботливо
прилаженных к головам лошадей (для устойчивости). Они открыли мощный
заградительный огонь, едва не разнеся на кусочки наших друзей. Однако, к
счастью, гранатометная очередь разнесла на кусочки бедный старый дуб вместе с
повешенным преступником и насаженным на копье камикадзе. Но лошадям всадников
это явно не понравилось. Оглушенные, они принялись мотать головой, так что
вскоре один из всадников угодил гранатой в другого, а тот, в свою очередь,
умирая, выстрелил из гранатомета в сторону своих сотоварищей, прикрывавших тыл
(в смысле задницу) смелого Бофора. Взрыв приквакнул около пятнадцати подлых
негодяев. Остальные, открыли дружный ответный огонь, нашпиговав свинцом второго
гранатометчика. Д’Арнатьян и Потрос заботливо укрылись за своими лошадьми и
бабахнули из своих пистолетов в ответ. По странному стечению обстоятельств, обе
пули, посланные практически наугад, уложили еще двух негодяев в тот самый
момент, когда они вызвались остановить преследователей. Это вывело Бофора из
себя настолько, что он пообещал два пистоля тому, кто задержит погоню. Новыми
добровольцами вызвались Амарис и Отос, благоразумно, впрочем, потребовав
полпистоля авансом.
Спустя несколько минут, уверенные в
успехе погони Д’Арнатьян и Потрос были остановлены у небольшого моста двумя
неизвестными, сунувшими под нос исписанную большими печатными буквами
бумаженцию, на которой было написано:
«Муниципальная дорога Гамбургер,
облагаемая сбором»
Такса:
Кошки
и собаки - бесплатно
Одинокие
всадники - полпистоля
Путники
и торговцы - пистоль
Всадники,
гонящиеся за Бофором - сто пистолей
Потрясенные друзья переглянулись. Денег у
них не было - проигрыш в казино сделал их личный бюджет полностью стопроцентно
дефицитным.
- Слушай, ты, мужик, будь человеком, -
попытался протестовать Потрос. - Сколько, по-твоему, мы зарабатываем? - Тот лишь
рассмеялся в ответ.
- У нас приказ с неограниченными
полномочиями, - сунул под нос другому неизвестному индульгенцию
Д’Арнатьян.
- На муниципальную собственность подобные
бумажки не распространяются, - заявил тот. - Так что можете этой бумажкой
подтереться, - посоветовал второй неизвестный загримированный под
Санта-Клауса.
Однако он так энергично жестикулировал
при этом, показывая, как это надо делать, что его фальшивая борода
отвалилась.
- Отос! - удивленно воскликнул Д’Арнатьян
и начал рыться в мешке с подарками.
- Амарис! - вторил ему Потрос, увидев,
как из кармана второго «таможенника» выпал пропуск в женский
монастырь.
- Какое несчастье! - заломил руки
Д’Арнатьян, не обнаружив ничего в мешке с подарками. – Только два человека могли
остановить меня, и вот эти двое служат этому грязному недоноску, паршивому
герцогишке с дурацкой еврейской фамилией Бофор. Что мы скажем
кардиналу?
- А мне, мне…- захныкал Потрос, - Мне так
и будут давать кредиты как и раньше в пределах лимита на одного вшивого
дворянчика.
- Руки вверх! - крикнул грязный недоносок
Бофор, подкравшись сзади вместе с полусотней своих
помощников.
- Это не я, это все он! – одновременно
сказали Д’Арнатьян с Потросом, показав друг на друга.
- Расстрелять! – скомандовал Бофор, и
заткнул себе уши пальцами.
- Расстрелять? – Нет!!! – завопил Отос.
Д’Арнатьян – мой друг. Кстати, он должен мне полпистоля. Первый, кто поднимет
пистолет, умрет на месте!
- Потрос, старина!!! – вскричал Амарис.
Вы же обещали мне право первой брачной ночи на территории Ваших имений. И во сне
и наяву за Потроса пасть порву! Клянусь Господом, мать вашу так! – дурным
голосом заорал Амарис, размахивая своей огромной шпагой со страшными
зазубринами.
- Почему они все еще живы? – спросил
Бофор, вынув пальцы из ушей. Отос и Амарис что-то зашептали ему на ухо. – Ну что
же, ладно. Так Вы тот самый Д’Арнатьян, который должен графу де Ла Фер
полпистоля? Он мне о Вас рассказывал (всю дорогу). Вы мне надоели еще на
полпути, видеть Вас не хочу. И этого толстого идиота тоже. Пошли отсюда! К этим
словам герцог присовокупил пинок.
- Ты сметь пинуть меня? – заорал
Д’Арнатьян в лицо Бофору. – Этого даже мой отец себе почти не позволял (только
если поймает меня). Мы еще встретимся! Смотри, НЛО летит, - крикнул Д’Арнатьян
и, воспользовавшись моментом, исчез в лесу. Впереди него несся Потрос, сметая на
своем пути кустарники и маленькие деревья. Так они бежали до тех пор, пока к
своему удивлению, не наткнулись на Планше с Мушкетоном, которые вели с собой
похоронную команду и несли драный венок с надписью « Д’Арнатьяну и Потросу от их
верных слуг, которым они завещали все свое имущество, остальные завещания –
неправильные». Бывшие не в духе «покойники» щедро вознаградили своих верных слуг
так, что их крики были слышны отряду Бофора, удалявшемуся с места последней
встречи с гасконцем и его не в меру толстым другом. Получив б-а-а-льшую порцию
звездюлей, Планше и Мушкетон принялись дубасить похоронную команду, решив
восстановить свое всегда хорошее настроение. Гробовых дел мастера в рукопашном
бое с уступавшим вдвое противником оказались более чем слабы и ударились в
позорное бегство, после того как несколько раз (десять-пятнадцать, не более)
ударились об маленькие, метра два в высоту, дубки, на которые совсем недавно
напоролся Потрос. Крики гробовщиков были слышны только в ближайшей округе
(километров десять не более).
На следующий день наши герои были в
Париже, добравшись туда на импровизированных ручных носилках, вдвое быстрее,
чем, если бы скакали на лошади. Стоит ли упоминать ту незначительную деталь, что
носилки несли «новоиспеченные рикши» (Планше с Мушкетоном и похоронная команда
иже с ними).
В Париже, однако, они были схвачены и
приведены к Замарини. Тот распорядился их расстрелять, после того как выслушал
их правдивый рассказ.
- Вам бы только комиксы писать, -
усмехнулся он, услышав историю, наподобие
«Мушкетеров-нинзя».
- Вы не можете нас расстрелять, у нас
есть индульгенция, - вовремя вспомнил Д’Арнатьян, тыкая пальцем в означенную
бумажку.
Замарини заколебался. С одной стороны он
их только пытался запугать, с другой стороны было бы неплохо расстрелять
гасконца и его толстого друга (это могло бы на короткое время избавить кардинала
от скуки).
- Ну ладно, давайте свою индульгенцию, -
порвав ее в клочья, и с трудом подавив внезапно возникшее желание расстрелять
наших благородных героев, кардинал пинком спустил их обоих с лестницы, крикнув
напоследок, - Ждите дальнейших распоряжений, господа!
В
этот раз гасконец не стал громко возмущаться тем, что его опять пнули
напоследок, напротив, он пришел в распрекрасное расположение
духа.
- Я выиграл, давай сюда три пистоля, -
сказал Д’Арнатьян Потросу.
- Так нечестно, если бы ты проиграл, нас
бы расстреляли, и ты бы мне не заплатил, - возмутился
Потрос.
- Давай-давай, толстый жмот, - ласково
проворчал наш гасконец.
- На, отрыжка древнего рода, - огрызнулся
Потрос, передавая три пистоля.
- Кто бы говорил, - ухмыльнулся
Д’Арнатьян.
Потрос открыл рот, чтобы сказать
какую-нибудь гадость, но, так и не придумав, закрыл его и
обиделся.
- Я вижу, что ты, Потрос, открыл рот,
чтобы сказать какую-нибудь гадость, но, так и не придумав, закрыл его и
обиделся, - насмешливо сказал гасконец.
Потрос зарычал.
- Господи, ну почему мой друг Д’Арнатьян
не умер маленьким, когда он был не таким подлым и противным, - укоризненно
проговорил, наконец, Потрос, спустя пять минут.
- Заткнись толстый ублюдок, - донесся с
неба глас господень. - Его мне только тут не хватало!
Друзья, посмотрели друг на друга и
ухмыльнулись.
- Надо это отметить, - одновременно
сказали оба наши герои, и расхохотались. Помирившись, друзья зашли в ближайший
кабачок и, предъявив хозяину три пистоля, сняли комнату и потребовали скромный
ужин.
Бедный хозяин не знал, что друзья имели в
виду под словами "скромный ужин"
(скромный по меркам Потроса) и, принеся им три корочки хлеба, схлопотал по морде
табуреткой. Напившись и наевшись после этого пистолей на десять, друзья
размолотили в пух и прах патруль гвардейцев, который по доносу хозяина пришел их
арестовывать и, наконец, заснули, подвесив негостеприимного хозяина за пальцы
рук над жаровней.
- Попробуй только разбудить нас раньше
восьми утра, - пригрозил Потрос, размахивая ножкой от дубовой
табуретки.
Примерно к этому времени, пальцы хозяина
стали напоминать пальцы пианиста. Удлинившиеся пальцы стали причиной того, что
голые ступни хозяина коснулись тлеющих углей жаровни. Моментально, очнувшись от
обморока, в который он впал еще со вчерашнего вечера, хозяин громко завопил,
разбудив наших друзей.
- На две минуты раньше разбудил, собака,
- пробормотал проснувшийся Потрос, и пошел освобождать незадачливого владельца
харчевни. Звук разламывающейся об голову хозяина табуретки, привел в чувство
изрядно вчера перепившего и перебившего бутылки вина,
Д’Арнатьяна.
Он было, решил поспать еще чуток, надеясь
проснуться к тому времени, когда Потрос заставит хозяина прийти в себя и
приготовить скромный завтрак. Спустя примерно полчаса, вкусив «скромный»
завтрак, друзья, наконец, отпустили хозяина на все четыре стороны, а хулиган
Потрос выстрелил во все четыре стороны. Разумеется, совершенно случайно, хозяин
побежал в сторону гарнизона гвардейцев, и совершенно случайно, Потрос выселил в
этом направлении. Несчастный случай, только и всего.
- Господи, двести двадцать третий труп на
моей совести, - смутился Потрос, делая вид, что стрелял в
муху.
Ну а что же другой наш благородный герой?
Он вовсю храпел на надувном кожаном диване и не слышал даже телефонного звонка.
Зато звонок услышал Потрос, и поднял трубку.
- Кого? Но он сильно не в духе, -
проворчал Потрос и, видя, что Д’Арнатьян явно не имеет намерения проснуться,
изящным выпадом своей внушительной шпаги проколол надувной кожаный
диван.
- А! Что? Я заплатил налоги, честное
слово, да, - испуганно пробормотал гасконец. – Какого хера! – заорал он в
протянутую трубку, быстро придя в себя. - Что за идиот говорит со мной? А, это
мой друг Отос, прости, не узнал, богатым будешь. Полпистоля? Обещал вернуть?
Обещаю не нарушать данного обещания. Да, несмотря на то, что вы с Амарисом
служите этому подонку Бофору, я считаю вас своими друзьями. Я тоже так считаю,
но вы все-таки ублюд…, то есть нехорошо поступили, да. Давай, обсудим. Да,
обещаю принести полпистоля, клянусь здоровьем Потроса. – Да-да, будьте уверены,
принесу, - сказал он и повесил трубку. – А может быть, и нет, - весело добавил
он.
- Наши друзья очень опечалены вчерашним и
хотят все объяснить, или, по крайней мере, у Дюма так написано, - он ткнул
кривым пальцем в засаленную страничку, на которой лежал внушительный кусочек
сыра. Но, упомянув имя великого Дюма, Д’Арнатьян завелся. – Ох уж этот так его
растак! Не мог написать, что я стану миллионером, или, по крайней мере, выиграю
в Спортлото. Эх, я бы лучше его написал!
- Это точно! – согласился
Потрос.
Д’Арнатьян еще долго ходил по комнате,
расписывая, как бы он написал книгу, но вскоре даже Потросу надоело слушать эти
безвкусные бредни, о чем он тактично намекнул своему
другу:
- Даже мне надоело слушать эти безвкусные
бредни! – заявил Потрос, весело глядя сытыми глазами.
- А ты бы молчал, лучше расскажи-ка, что
случилось с госпожой де Баллон и ее матерью госпожой Гарпией де Горгон! –
пристыдил своего друга обозлившийся гасконец.
- Какой-такой Баллон-Горгон, не знаю
ниче! – с отсутствующим взглядом заявил Потрос.
- Я имею в виду твоих горячо любимых жены
и тещи. Я их что-то давно не видел, - напомнил другу
Д’Арнатьян.
- А, эти, - искра узнавания мелькнула в
его глазах. – Я их, м-м-м, потерял несколько лет тому назад, - попытался
изобразить горестное выражение лица Потрос.
- Какое горе, потерять свою жену в
расцвете лет, и ее маму, а что с ними случилось-то? – решил доконать друга
Д’Арнатьян.
- Я же сказал, потерял! – объяснил
Потрос. – Заехал с ними в лес и потерял, - продолжая попытки изобразить скорбь,
поведал он. – Искал, искал, но так и не нашел, - слезы не то счастья, не то
горя, хлынули из его глаз.
- Мои поздравления, в смысле
соболезнования, - позевывая, сказал гасконец.
Повздыхав, наши герои начали готовиться
ко встрече с друзьями.
- Сколько лет мы не виделись с нашими
друзьями, и вот, такая встреча вчера, - горестно произнес Д’Арнатьян, заряжая
свои пистолеты.
- Ничего, сегодня все объяснится, и мы
опять будем как прежде обыгрывать богатых гвардейцев, - с надеждой в голосе
добавил гасконец, положив в карман пару гранат и противопехотную
мину.
- Ну что, пошли! – подытожил добрый
Потрос, взмахнув огромным мушкетом с гигантским штыком, на который запросто
можно было наколоть трех бычков-малолеток, и еще осталось бы достаточно места
для мерзавца Бофора, о чем свидетельствовала надпись на штыке – «Для
Бофора».
Четыре друга встретились в старом добром
месте – у старого женского монастыря Ля Жермен, в который их пропустили только
благодаря Амарису, у которого всегда наготове было полтора десятка пропусков в
различные женские монастыри.
Амарис (он же Д’Эрблю) явился на встречу
вооруженным с ног до головы: на боку шпага с уже известными зазубринами и
ржавыми пятнами на клинке, в обеих руках по «Узи», за спиной советское
противотанковое ружье времен второй мировой войны, на груди болтался «шмайсер»
и, наконец, в зубах у него был зажат кинжал, а под мышкой болталась саперная
лопатка..
Его напарник, граф де Ла Фер, в отличие
от всех остальных, почти не вооружился: привычная боевая шпага, кинжал,
томагавк, нунчаки, в руках палица, за спиной большой гарпун для кита, словом все
как обычно.
- Итак, господа, мы опять вместе, - начал
он, читая по бумажке.
Амарис кивнул и, молча (в зубах кинжал),
на всякий случай обнажил шпагу.
Увидев это, Д’Арнатьян спрятался за спину
Потроса и показал Амарису кулак.
- Вы обманули нас, - начал ответную речь
гасконец, вновь выглядывая из-за широкой спины своего толстого, но верного
приятеля. Вы должны были сказать нам, что вы против Замарини, зиг его хайль,
тогда бы мы с Потросом подумали (немного), прежде чем пристрелить двух своих
верных друзей.
- Да, зиг его хайль, этого распердяя
Замарини - промычал Потрос, наводя дуло мушкета, в которое свободно пролезала
кошка (дикая) на Амариса.
- Мы не обязаны давать отчет в своих
действиях разным лейтенантам, говорящим с гасконским акцентом, носящим еще такую
идиотскую фамилию, как Д’Арнатьян, - выплюнув кинжал, отозвался Амарис и начал
окапываться своей саперной лопаткой.
Бой обещал быть длинным, непредсказуемым
и, что особенно нравиться зрителям и читателям –
кровопролитным.
Но Отос, задумчиво поигрывая палицей,
нечаянно ударил себя кончиком палицы в челюсть, и словно проснувшись ото сна,
взглянул на все новыми глазами.
- Друзья, прекратите, - попытался
остановить друзей Отос, горестно взмахивая руками. Его искренность потрясла
всех, кроме Д’Арнатьяна, вспомнившего вдруг, о взятом в долг полупистоле.
Наивный Потрос, понюхав луковицу, заплакал.
Но наш гасконец ответил не Отосу, а
Амарису.
- Хорошая погода, не правда ли, господин
аббат Д’Эрблю, считающий себя мушкетером, хотя Вы не мушкетер, а торговец
порнографией какой-то.
Шевалье Д’Эрблю, которому нравилось,
когда его называли шевалье, покраснел и, засунув в карман «Пентхаус», так чтобы
тот не торчал, выкрикнул что-то типа «смерть подонкам и ублюдкам», побросал все
свое снаряжение на землю и выхватил свою не в меру длинную
шпагу.
- Остановитесь, мы же друзья, - фальшиво
воскликнул благородный Отос, на которого снизошло его знаменитое благородство,
хотя обычно это благородство снисходило на него после трех бутылок коньяка. – Я
сказал, остановитесь, - крикнул Отос и палицей переломил шпагу Амариса. – Я так
хочу, ибо, что значит какой-нибудь Замарини, когда наша дружба в опасности!
Амарис, помиритесь с Д’Арнатьяном.
Все с изумлением посмотрели на графа де
Ла Фер. Его рука со скрюченными пальцами (словно держащими невидимый стакан)
была обращена к небу в каком-то шаманском приветствии. На лице было написано
неподдельное уныние по поводу возможной потери друзей и
полупистоля.
Потрос покачал головой и, вынув из
кармана дешевую подделку под «Оскара», с помощью которой он в дороге колол
грецкие орехи, торжественно вручил ее благородному Отосу.
Амарис, которому ничего больше не
оставалось (все оружие он побросал, а шпагу ему похерил граф де Ла Фер, бросился
в объятия гасконца со слезами на глазах. Наш благородный герой тоже побросал все
свое оружие и принялся обниматься с Амарисом, словно только что забил гол за
сборную Франции на чемпионате мира по футболу в финальном матче. Словно
повинуясь какому-то порыву, к ним присоединились дю Баллон и де Ла Фер. Старина
Отос до того расчувствовался, что по привычке принялся шарить по карманам.
- Итак, мы снова вместе, - подытожил
Потрос, незаметно перерезав подпруги у седла Амариса.
Друзья сели на лошадей, точнее на лошади
сидел только Амарис, остальные сидели в седлах, и поскакали по дороге, распевая
песню и стреляя в случайных прохожих:
Мы друзья, мушкетеры от
бога
Там где опасность, нас никогда никто не
найдет
Хорошо мы в карты
играем
Деньги нам нужны из
принципа
Сколько гвардейцев мерзких и подлых мы
приквакнули
И сколько еще
приквакнем
Когда мы вместе, нам не
страшно
Выиграем любой ценой, чего бы это нам не
стоило
В спину метко мы
стреляем
Деньги, золото и кредитные карточки
отнимаем
Читайте «Три мушкетера с половиной»,
Посмотри на нас, делай как
мы!
Наш спонсор «Дюма
интерпретейшн»
Платит нам полпистоля в
день
Покупайте «Двадцать лет спустя с
половиной»
Не лопните только от
смеха!
Наша бравая четверка решила отметить свое
примирение и к концу дня настолько напилась, что к вечеру разнесли три пивных
бара, в которых не отпускали пиво в кредит. Найдя в четвертом постоялый двор,
друзья невзирая на то, что, по словам хозяина, все номера были заняты,
поселились на постой. Спустя десять минут после самовольного вселения пьяной
четверки из окна собственной уютной комнаты вылетел головой вперед хозяин
постоялого двора.
С прилипшим к лицу окурком сигареты
хозяин поднялся и побежал за стражей в соседний участок. Четыре гвардейца, узнав
о том, что гостиницу захватили четверо вооруженных до зубов бандита,
посоветовали хозяину застраховать свою гостиницу, пока не поздно. К этому они
присовокупили, что не могут покинуть участок, так как необходимо охранять от
покушения со стороны соседского кота любимую рыбку капитана
гвардейцев.
- Вот если бы бандитов было бы двое или
один… - пространно намекнул самый бравый по виду гвардеец, на груди которого
красовался орден «Месяц без венерических болезней». Неугомонный хозяин
благоразумно побежал страховать свою еще пока целую гостиницу и зарекся называть
точное количество бандитов. Оставим этого никчемного человека, а значит и
безнадежного персонажа и его полуразрушенную гостиницу до следующего утра, и
посмотрим, куда направились наши друзья.
А наши друзья расстались – Д’Арнатьян и
Потрос были вызваны к Замарини, а Отос и Амарис отправились засвидетельствовать
свое почтение королеве Английской (в надежде бесплатно
позавтракать).
Обрисуем же для тех читателей, которые
плохо учились в школе и прогуливали уроки истории, ситуацию, сложившуюся в
Англии во времена наших героев. Сейчас там правил король с идиотским именем
Карл. О том, что до такого идиотского имени ранее никто не додумался,
свидетельствует его порядковый номер I. Но, к его сожалению, дух революции уже
заразил благодатную страну туманов и придурковатых шотландцев с волынками. Все
началось после того, как король неосторожно повысил акцизы на пиво и возмущенный
народ восстал. Движение возглавил некий Кромвель. Этот Кромвель по
свидетельствам историков очень любил пить пиво.
То ли британцы любили пиво больше, чем
водку «Королевскую», то ли король маленько просчитался, но во вспыхнувшей войне
побеждали сторонники Кромвеля. И вот, королева Английская находившаяся сейчас в
Париже, по рекомендации некоего лорда Винтера, кстати, брата последнего мужа
миледи; решила просить Отоса и Амариса, славящихся своим благородством и
умеренными ценами спасти ее мужа короля Карла I.
-
Если не сможете спасти короля, то хотя бы узнайте, где он зарыл миллион фунтов
золотом, полученных от продажи водки «Королевская», - со слезами на глазах
напутствовала героев английская королева. – Лорд Винтер поедет с
Вами.
Отос и Амарис смахнули пыль с пола своими
шляпами, станцевали подобие ламбады, и поклонились королеве, как того требовал
этикет английского двора.
- Как насчет суточных? – промолвил, как
всегда, немногословный и мужественный Отос.
- Суточные выдаст лорд Винтер, -
попрощалась королева, вытирая свои слезы батистовым
платочком.
А что же другие наши любимые герои?
Д’Арнатьян и Потрос волею судьбы отправились в ту же злополучную Англию. Воля
судьбы, которую до них довел Замарини, заключалась в том, чтобы отправиться в
Англию под руководство некоего Мордаунта, попутно узнать цены на пиво, шпионить
за Кромвелем и Мордаунтом, и при случае узнать, где же Карл I зарыл миллион
фунтов золотом, вырученных от продажи водки «Королевская». Получив аккредитивы
вместо суточных, друзья помчались в Лондон, предъявлять их к
оплате.
Отправив их, Замарини вздохнул
посвободнее и, достав заначку с марихуаной, принялся мечтать о том, что он
сделает с миллионом фунтов золотом. Накурившись до полного беспамятства, он
включил видик и принялся смотреть новый фантастический боевик «Зубодробитель
–переросток-4» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли.
Теперь обратимся к еще одной загадочной
фигуре. Эта фигура – Мордаунт. Кто же такой этот прощелыга, носящий такую
идиотскую фамилию? Ни за что не угадаете, дорогие мои читатели, заплатившие
немалые деньги за сей талантливый труд. Он никто иной, как внебрачный сын
«миледи» от какого-то германского дворянина со странной фамилией фон
Шикльгрубер. Дядя Мордаунта, он же лорд Винтер, не признал его на том основании,
что такого ублюдка, как Мордаунт, претендующего на наследство другого лорда
Винтера (брата первого лорда), последнего мужа «миледи», ну так вот его надо
было засунуть в пушку сразу после рождения и поджечь фитиль, дабы он, вшивый
недоносок, мать его так, не досаждал честным и порядочным людям своим
присутствием.
- Доннер ветер, майн либен анкл Винтер
бенц, - выругался Мордаунт, услышав эти слова и добавил, - Аллес фюр дойчланд
бурдюк ярбух Винтер лекен унд бум-бум бабах битте! Алла
акбар!
Даже такой смелый и благородный человек,
каким являлся лорд Винтер, содрогнулся, взглянув на маленького Мордаунта в эту
минуту. Безумный взгляд, страшные ругательства и громкое пуканье после каждого
слова, любого ввергли бы в ужас.
- Придет ден и ви пожалейт, что так сметь
обойтись со мной так, - злобно прошипел Мордаунт и так выпустил газы на
прощанье, что порвал свои штаны, а в замке вылетели все
стекла.
Маленькому Мордаунту тогда было десять
лет. Еще через три года он научился читать и прочел книгу «Три мушкетера с
половиной», узнав, что случилось с его матерью.
-
Я стереть в порошок этих Дернатьянен, Отосен, Потросен унд Амарисен, швайн
франсе люляке баб, - поклялся маленький Мордаунт, злобно плача над
книжкой.
Поскольку из дома его выгнали, он
поселился в пещере на болотах, живя отшельником и, питаясь чем придется: коровой
или бараном, курочкой или петухом, случайно забредшими попастись на болота,
червячками и мухами, лягушками, или на худой конец туристами, изредка
прибывавших полюбоваться на Йоркширские болота.
После начала войны, лорд Винтер стал
военачальником у Карла I, а Мордаунт, узнав об этом, поступил в войско Кромвеля,
благо туда брали всякого, кто любил пить пиво и ругаться матом, а уж это наш
отвратительный герой умел неплохо.
Поступив на службу к Кромвелю, Мордаунт
быстро сделал головокружительную карьеру, расправляясь с конкурентами при помощи
маленьких ухищрений, таких как: подушка набитая вместо перьев порохом, седло с
выскакивающим длинным колом, отравленное знамя Кромвеля, которое целовали
конкуренты при награждении их всякими идиотскими орденами. В крайнем случае,
конкуренты приглашались на дни рождения Мордаунта, случавшиеся чуть ли не каждую
неделю, после которых все почему-то умирали, отравившись котлетами из мышей,
нашпигованных от головы до самого хвостика первоклассным мышьяком. Самые упорные
удостаивались особой чести быть утопленными в унитазе.
Таким образом, очень скоро молодой
Мордаунт стал правой рукой Кромвеля и носил за ним пустые пакеты и банки для
пива. Кроме того, он стал тайным послом Кромвеля и был послан во Францию к
Замарини, с приказом узнать, не известно ли Замарини, где король Карл I зарыл
миллион фунтов золотом, вырученный от продажи водки «Королевская». Во время этой
поездки он попутно разделался с тем самым палачом-самоучкой, насыпав, в стакан с
чаем тому шесть столовых ложек мышьяка, так что тот, выпив полстакана, полчаса
орал как недорезанная свинья, а доктор на вскрытии с удивлением качал головой,
сетуя на то, что лучше бы отравили его соседей, играющих на банджо. Придя в
хорошее расположение духа, Мордаунт отправился в Париж разделываться с нашими
героями. Однако, прибыв в Париж, он не нашел ни гасконца, ни его друзей, которые
как раз в это время осуществляли игры в догонялки Бофор сотоварищи.
Разозлившись, Мордаунт застрелил двух случайных прохожих, пытавшихся всучить ему
подержанные ботинки. Подумав, подлый мерзавец прибыл к Замарини и заключил некое
соглашение, согласно которому тот помогает в поисках золота своими людьми, а
Мордаунт и Кромвель финансируют экспедицию за золотом Карла. Людей, конечно же,
выбрал Мордаунт. Он запросил Д’Арнатьяна, Потроса, Отоса и Амариса. Замарини в
ответ заявил, что может предложить только двоих плюс холодильник финский и
почетную грамоту. На чем и сошлись.
Итак, отправившись обратно в Англию на
яхте кардинала Замарини, Мордаунт столкнулся с гасконцем и его толстым другом,
которые успели занять единственный номер «люкс» и ни в какую не хотели уступать
его Мордаунту, несмотря на полное их подчинение Мордаунту по приказу кардинала.
Гасконец и Потрос объяснили это тем, что они вступают в полное подчинение только
по прибытии в Англию, так что, когда они прибудут в туда, то, пожалуйста, месье
Мордаунт может занять этот номер «люкс». Это вывело злобного англичанина из
себя, и он едва не затеял поединок, но вовремя опомнился. Он не решился убить
гасконца и Потроса по трем причинам: во-первых, оба были опасными противниками,
тем более их было двое; во-вторых, они не собирались поворачиваться к нему
спиной; в-третьих, они нужны были ему, чтобы найти двух оставшихся французов.
Поэтому он молча проглотил оскорбление и отправился в каюту пятого класса (на
корабле был только номер «люкс» и каюта пятого класса, в которой спал весь
остальной экипаж, вместе с помощником капитана, сам капитан был убит
Д’Арнатьяном в честном поединке - гасконец метко выстрелил в капитана, когда тот
бросился на него со шпагой, возникшем из-за претензий гасконца на номер «люкс»,
в котором жил капитан).
- Ничего, ничего, они еще оп этом
пошалеют! – поклялся мерзкий негодяй, и с этими словами застрелил одного из
матросов, чьи носки сушились над койкой Мордаунта.
Вот, значит, как обстояли дела на тот
момент, когда Отос, кашляя, увидел, что благочестивый Амарис пристает к молодой
монашке, любуясь ее красивыми глазами.
- Я, кашляя, вижу, что Амарис пристает к
молодой монашке, любуясь ее красивыми глазами, - сказал благородный Отос лорду
Винтеру.
- Я вижу, что Вы ко мне пристаете,
изредка любуясь моими красивыми глазами, - сказала монашка
Амарису.
- Я готов пролить за Вас кровь! – пылко
заявил Амарис, вынимая пистолет. С этими словами он выстрелил в старую
настоятельницу монастыря, под началом которой состояла молодая монашка. Со
звуком старого унитаза, старая перечница уткнулась лицом в
лужу.
- Клариче! – раздался голос Карла из его
палатки. – Я жду Вас!
Услышав это, монашка подобрала рясу и
понеслась со скоростью дикой серны к палатке Его
Величества.
- Вот так всегда! – разочарованно сказал
Амарис, выстрелив в спину монашке.
Этим вечером королю Карлу не повезло во
второй раз – он был предан солдатами своего войска, которым он задолжал за два
месяца службы около двухсот тысяч пистолей. Кромвель заплатил всего сотню и
победил в сражении, не сделав ни одного выстрела, окружив заметно поредевшую
армию Карла I, состоявшую из четырех человек: короля Карла, лорда Винтера,
которому его доля из ста пистолей показалась маленькой и господ Де Ла Фер и
Д’Эрблю, которые в этот вечер напились и проспали дележку ста
пистолей.
Мордаунт, шедший впереди войска Кромвеля,
храбро опустил забрало своего идиотского шлема, стыренного на дешевой
распродаже, увидел вдруг своего дядю лорда Винтера.
-
Банг-банг-банг-банг-банг-банг-банг-банг, - радостно заговорил «парабеллум» в
руках Мордаунта. Винтер, размахивавший серым (а когда-то белым) носовым платком,
недоуменно посмотрел на струйки крови, брызнувшие из его широкой груди и,
страшно обидевшись на своего племянника, уткнулся носом в
землю.
- Король Карл I, мать вашу так, вы
арестованы именем Англии, кстати, где Вы зарыли миллион фунтов стерлингов,
вырученных от продажи водки «Королевская»? – загундосил из-под забрала подлый
племянник, тыкая парабеллумом Карлу под ребра. При этом Мордаунт так забылся,
что его идиотский акцент куда-то пропал.
Пока подлый ублюдок тыкал дулом
парабеллума под ребра Карла, Д’Арнатьян с Потросом, смело набросились на двух
сонных сподвижников Карла. Легко обезоружив их, они рьяно принялись шарить в их
карманах.
- Отос, - удивленно пробормотал гасконец,
обнаружив в кармане первого сальные комиксы, три пачки презервативов и рулон
туалетной бумаги – неизменный походной набор Отоса еще со времен
Ширелье.
- Амарис! – воскликнул Потрос, уже
занесший кинжал для «удара милосердия», но внезапно увидевший, что из-за пазухи
у того выпал свежий номер журнала «Жизнь монашек».
- Сдавайтесь! – шепнул Д’Арнатьян Отосу,
и отобрал у того все свои долговые расписки, выпущенные им во время недавней
игры в карты.
- И Вы тоже, - или Вас убьют, - просто
сказал Потрос, срезая с рукавов Амариса красивые пуговицы из
перламутра.
- Сдаюсь! – вскричали Отос с Амарисом,
увидев приближающегося Мордаунта, и на всякий случай подняли руки
вверх.
- Нихт хенде хох, пленных не брать! –
закричал возмущенный Мордаунт. – Ганс, фойя!
- Бах! – и Ганс рухнул с простреленной
головой.
- Это наши пленники и мы получим выкуп! –
наставительно заметил Д’Арнатьян, ружье которого, словно само
выстрелило.
- Ага! Это фаш друг! Я есть знать теперь
всех четверых! Ждите, я скоро придти и всех фас бум-бум, ха-ха! Сержант охранять
их, головой ответить.
- Иди, иди, фриц вонючий, - сказали все
четыре друга.
- Хе, сержант, смотрите, новый журнал
«Голубой рейх» за этот год, - сказал Д’Арнатьян, протягивая сержанту журнал
«Жизнь монашек», отобранный у аббата Д’Эрблю. Пока тот с увлечением рассматривал
журнал, наши друзья сели на лошадей и ускакали прочь.
-
Где они? – заорал Мордаунт, размахивая дамокловым мечом в одной руке и
разрешением Кромвеля на расстрел любых четверых пленников, в
другой.
Сержант не в силах оторваться от журнала
лишь промычал что-то в ответ.
Поняв, что четверка друзей смылась, сын
миледи вскрикнул так, словно вырвал у кого-нибудь сердце и взмахнул мечом.
Голова сержанта покатилась, словно футбольный мяч. Неистовый Мордаунт,
вооружившись гранатометом, принялся шнырять в окрестностях, крича время от
времени во все горло:
- Герр Д’Арнатьян! Я найти три пистоля,
это есть фаши? Итите сюда, я их отдать фам их! – при этом его рука то и дело
поглаживала спусковой крючок базуки.
Но наших героев уже не было в пределах
досягаемости горла сына миледи. В данный момент они пировали в трактире на
берегу моря. Место было пустынно и кроме них и трактирщика никого поблизости не
было.
- Что мы будем делать? – спросил
гасконец, ловко наколов котлету Отоса с его тарелки на свою вилку. Может,
вернемся в Париж?
- Вернуться в Париж, не спася короля, или
на худой конец, не узнав, где он зарыл миллион фунтов золотом, вырученных от
продажи водки «Королевская», не заплатив к тому же подоходный налог! –
возмущенно возразил Амарис, опрокидывая бокал вина, который Потрос за секунду до
этого успел налить для себя. – Мы не можем! Мы дали слово! Это выше наших сил!
Короче одна из трех последних причин, однозначно!
Д’Арнатьян и Потрос с уважением
посмотрели на своих благородных друзей. Не так уж часто они видели (ни разу),
как держат свое слово дворяне.
- Выпьем же за слово дворянина, ибо оно
крепче, чем ножка табуретки, на которой сидит Амарис, - предложил тост
благородный Отос, пиная злосчастную ножку, которую он все это время заботливо
подпиливал, делая вид, что о чем-то думает. С громким треском, ножка
переломилась, и аббат с громким криком полетел на пол, роняя при этом капкан,
который он намеревался подложить Потросу.
Друзья, уже привыкшие друг к другу, как
мухи к дерьму, громко заржали, глядя на идиотское выражение на лице
Амариса.
- Над чем вы смеетесь, - обиделся Амарис,
хватаясь за шпагу. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним, -
многозначительно заявил он, вынимая шпагу из ножен. Ржавый клинок, который аббат
не чистил около двадцати с половиной лет, переломился у самого основания, вызвав
при этом новый взрыв хохота.
-
Я считаю, что хорошо смеется тот, кто смеется как лошадь, - загоготал
Потрос.
- Не обижайтесь Амарис, друг мой, -
утешил, рыдавший от смеха гасконец. - Я лично вспомнил, как сломал куличики в
песочнице у соседского мальчишки, и смеюсь только над
этим.
- А я вспомнил, как продал слепому
торговцу дохлую лошадь, выдав ее за спящую, - осушив свой бокал, присоединился к
оправданиям благородный граф Де Ла Фер.
- Господи, неужели друзья мои проживут
еще много лет? – воздел руки к небу благочестивый Д’Эрблю, но, увидев, что
друзья потянулись за своими шпагами быстро добавил, - э-э, проживут еще много
лет, так и не обратясь к Господу?
Друзей несказанно поразила такая
набожность и, руководствуясь благородными порывами своей души, все встали на
колени и обратились к небу:
- Господи, помоги нам узнать, где король
Карл зарыл миллион фунтов золотом, вырученных от продажи водки «Королевская»,
укрыв их от налоговой инспекции! – как один, одновременно помолились все
трое.
- Ну что ж, мы вновь вместе! – подытожил
за всех Д’Арнатьян. – Сейчас поздно, пора спать, а завтра в
путь!
Все согласились и легли спать, за
исключением Амариса, который достал листы ватмана, цветные карандаши и принялся
рисовать что-то бурча под нос, видимо молитвы.
На следующее утро наши друзья, заботясь о
здоровье трактирщика, решили его не будить и не платить за ночлег. Но хозяин
оказался крепким орешком и поджидал их внизу с длинным, свернутым в рулончик
счетом за оказанные услуги.
- Слушай, Потрос, мы, что тут месяц жили?
- спросил Д’Арнатьян, увидев сумму в счете.
- Инфляция, - оправдывался
хозяин.
- Да я тебя … - начал было Д’Арнатьян, но
тут Амарис что-то прошептал ему на ухо и гасконец мгновенно
успокоился.
- Вот тебе, и не говори, что французы
скупы, - надменно сказал Амарис, бросая трактирщику пачку свеженарисованных
облигаций, сроком погашения через сто десять с половиной
лет.
- Что это? - негодующе вскричал хозяин
трактира.
- О, это лучше, чем деньги, на них
начисляются три тысячных процента каждые пятьдесят лет, они принимаются во всех
банках (где меня не знают), - объяснил Амарис.
- Это абсолютно ликвидные облигации, -
закивал головой гасконец, - Могу даже купить их у Вас, благородный хозяин,
пистолей эдак за двести, вот Вам моя расписка, что я должен их
уплатить.
- Вы мне голову не морочьте, ублюдки
гребаные, видал я таких на площади, где должников казнят! – завопил неучтивый
хозяин.
- Что ты сказал, - воскликнули все
четверо, хватаясь за пистолеты. – Ты пожалеешь о том, что сказал это! После этих
слов, мушкетеры принялись бить хозяина по морде до тех пор, пока он не запросил
прощения у почтенных посетителей. Почтенные посетители простили его и, обломав
напоследок об его спину и голову четыре табуретки, удалились из трактира,
нагруженные провизией (ее нес Потрос) и ящиками вина, их несли трое
остальных.
Спустя полчаса, хозяин очнулся и не
поверил своим глазам. Стойка, за которой торговал хозяин, была вырвана из пола и
прибита к потолку, гардеробная вешалка у входа была прибита к полу, также как и
оставшиеся целыми табуреты. Вдобавок, из каждой табуретки торчало острия вбитых
снизу гвоздей, а шторы были сорваны и засунуты в унитаз по самую рукоятку
швабры, с помощью которой эти занавески были пропихнуты в «средство отправления
естественных нужд». Вместо штор на гардинах висели, опускаясь до пола, рулончики
туалетной бумаги (причем использованной). Мотая головой, как сумасшедший, хозяин
решил прилечь на втором этаже, и заодно вызвать полицию. Первое с чем столкнулся
хозяин, это ведро воды, обрушившееся ему на голову. Вторым была веревка,
протянутая на уровне лодыжки. Споткнувшись, хозяин упал лицам в то, что
приличные люди стыдливо называют содержимым унитаза, щедро разбросанным по полу
таинственным сеятелем. В центре комнаты стоял вырванный из сортира на втором
этаже унитаз, над которым на веревочке висела бумажка с наспех накарябанной
философской мыслью: «Главное в унитазе не форма, а содержание (в смысле
содержимое)». Ополоумевший хозяин дернул за эту веревочку и ему на голову
обрушился унитазный бачок, изящно замаскированный в дебрях люстры. Сказав что-то
типа «ы-ы», неучтивый хозяин теперь не то трактира, не сортира, рухнул как
подкошенный.
Ну,
а наши герои, проучив хама
-трактирщика
-
сортирщика,
наши герои продолжили свой путь к новым опасностям и приключениям, туда, куда их
вели их благородные сердца.
А благородные сердца, как, оказалось,
влекли их в Лондон. Там, для того, чтобы разузнать, как дела у пленного короля,
друзья накупили оптом два-три килограмма свежей желтой прессы. Самую горестную
весть принес Д’Арнатьян, купивший программку на казнь короля Карла
I.
- Как же спасти короля? – жалобно спросил
Потрос, прочитавший программку, в которой кроме казни еще рекламировался новый
публичный дом.
- Д’Арнатьян что-нибудь придумает! – с
надеждой сказал Отос.
- Я вижу, что Отос с надеждой говорит,
что я что-нибудь придумаю, - сказал Д’Арнатьян, плюнув в голубя, который летел
мимо на бреющем полете. – О, я и в самом деле придумал! Во время казни Карл I
говорит, где зарыл миллион фунтов золотом, вырученных от продажи водки
«Королевская», укрытый, между прочим, от налоговой полиции. Все бегут за
лопатами, а мы спасаем короля.
- Вы гений, мой друг, - прослезившись,
воскликнул Отос, оглядываясь в поисках лопаты.
- Но тогда нам достанется несколько
меньше, чем мы рассчитывали, а я уже заложил доходы в бюджетах своих имений свою
долю, - сказал Потрос, вытаскивая карманный калькулятор, и принялся нажимать на
кнопки. При этом он выглядел человеком, впервые взявшего калькулятор в руки, о
чем Д’Арнатьян не преминул высказаться.
- Вы Потрос похожи на человека, который
впервые держит калькулятор в руках, - насмешливо сказал гасконец, глядя, как его
толстый друг, попыхтев с полминуты, умножил два на два. На экране калькулятора
высветился ответ – 3. Потрос, даже не обидевшись, победно посмотрел на
гасконца.
- Да, я согласен с братаном Потросом, -
согласился с толстым недоумком набожный Амарис.- Ибо трудно будет заставить весь
Лондон купить мои стодесятилетние (с половиной) облигации, к тому же я не успею
столько нарисовать.
- Дураки! – сказал гасконец. – Сразу
видно, что вы не обучались в финансовых академиях. Нет у вас той
предпринимательской жилки, которая так отличает гасконцев, слабоумные друзья
мои! – Лицо Д’Арнатьяна просветлело от вдохновения, словно у него умерли
кредиторы.
- По мнению этого гасконского хлыща,
господь бог был гасконцем, - пожал плечами Амарис и переглянулся с Отосом. Тот
никогда ни в чем с ним не соглашался, но в отношении Д’Арнатьяна их мнения
совпали.
- А вы что в этом сомневаетесь? –
удивился лейтенант королевских мушкетеров.
- Послушайте, Д’Арнатьян, так Вас
перетак, Вы мертвого загребете, - сказал Потрос и грязно выругался. – Говорите
по делу и прекратите водить гвоздем по стеклу, меня это из себя
выводит.
- Ну ладно, ладно, - снисходительно
согласился гасконец, и вынул руку из своего кармана. В руке был зажат пяток
гвоздей и кусочек небьющегося стекла со следами царапин. – Мы заранее скупим все
лопаты, так что ни у кого в Лондоне не лопат будет. А затем, когда все ринутся
за миллионом фунтов, вырученных от… и так далее, мы будем продавать лопаты по
тысяче, нет, по две тысячи пистолей и заработаем куда больше миллиона, не будь я
Д’Арнатьян. Кстати, как технический руководитель проекта я получаю сорок
процентов, а остальное вам, друзья мои.
Три шпаги блеснули на солнце и защекотали
кадык гасконца.
- Я пошутил, друзья мои, - криво
улыбнулся лейтенант королевских мушкетеров. Каждому из нас по двадцать
процентов, Вам Потрос, Вам Отос и Вам Амарис. Ну а остальные двадцать процентов
мне.
Друзья успокоились и извинились передним
за то, что сомневались в нем.
- Вы гений, - еще раз повторил Отос,
убегая в поисках лопат. Остальных уже скрылись за ближайшим
холмом.
К вечеру, друзья приволокли столько
лопат, что ими можно было выкопать пару котлованов для новых озер, или сделать
дамбу на Ла-Манше.
- А вдруг король не скажет, где он зарыл
миллион фунтов золотом, вырученных от… и так далее, - забеспокоился Потрос,
скупивший лопат раз в десять больше, чем все трое друзей вместе
взятых.
- Мы выроем подкоп под эшафот и подскажем
ему эту идею, - подумав, ответил гасконец, и, воспользовавшись тем, что Потрос
несколько отвлекся поеданием шашлыка, насаженного на свою длинную шпагу,
переложил две лопаты из кучи Потроса в свою кучу. Амарис сделал то же самое с
тремя, а Отос с десятью лопатами.
- А вдруг король скажет неправду? – еще
раз забеспокоился Потрос.
- Мой глупый друг! – напыщенно начал свою
речь гасконец, невзирая на возмущенный возглас Потроса, обнаружившего, что пока
он задавал вопросы, его куча лопат поредела на четверть. – В том то вся и соль,
чтобы король (по нашей просьбе конечно) сказал всем (кроме нас, конечно)
неправду, ибо, кроме прибыли от продажи лопат мы заныкаем миллион фунтов
золотом, вырученных от продажи водки «королевская» и так далее, к тому же нам
пофиг будет, по крайней мере, лопаты мы уже продадим! – объяснил
Д’Арнатьян.
Глупое лицо Потроса просто засияло от
удовольствия, хитрая рожа Амариса гадко улыбнулась при этих словах, лишь
благородный Отос зажмурил глаза, представляя, как он наживется на глупых как
Потрос англичанах, что же касается Д’Арнатьяна, то он ограничился тем, что
переложил в свою кучу три лопаты, принадлежавшие зажмурившему глаза
Отосу.
- Нам нужен чертеж для подкопа и карта
города! – заявил Амарис, единственный из всех, умеющий чертить и несказанно
гордившийся этим.
Друзья направились к захудалому трактиру,
расположенному вдалеке от полицейского участка и продолжили разговор уже за
бутылкой доброго вина.
- Хозяин! – вскричал Амарис, руки
которого горели от желания что-нибудь начертить. Видимо от нетерпения, руки его
схватили кинжал и нацарапали на полированном столе неприличное слово. – Бумагу,
чернила, линейку и карту дорога.
Получив требуемое, аббат криво и
размашисто нарисовал план подкопа и поставил жирный крест в том месте, где был
конец подкопа. Друзья с восхищением смотрели на него.
- Потрос, старина, а что Вы сделаете со
своими деньгами? – спросил у него аббат Д’Эрблю, похлопывая чернильными руками
по плечу Потроса.
- Открою банк и получу в нем кредит.
Кредит не верну и так далее, - самодовольно похвалился
Потрос.
- Идиот! – покачал головой Амарис. Вот я
куплю контрольный пакет акций Ватикана и стану Папой
Римским.
- А я, - захотел вставить слово
Д”Арнатьян, - найму армию, совершу переворот и стану королем Франции! Я буду
справедливым королем - увеличу налоги, понижу зарплату или наоборот, я в этом
слабо разбираюсь.
- Ну а мне ничего особенного не надо. На
мои деньги я поеду путешествовать в Монголию.
- А почему в Монголию? – спросил
любознательный Потрос.
- Там за изнасилование пятнадцать суток
дают, - ответил всезнающий Амарис.
Гасконец понимающе хмыкнул, но
промолчал.
- Как приеду в Париж, продам эту новость
канцлеру Сеге, а перед тем скуплю все билеты на самолет в Монголию и продам их
канцлеру за двойную цену, - подумал про себя гасконец и благоразумно
промолчал.
Однако великолепному плану Д”Арнатьяна по
спасению короля Карла, не суждено было осуществиться. Амарис, видимо, не имел
положительных отметок по черчению, и малость промахнулся, выведя подкоп не к
эшафоту, а к туалету для приговоренных к смертной казни. В свободные от казни
дни туристам за плату разрешалось посещать его. Правда, Амарис пытался
оправдаться тем, что они бесплатно посетят такую достопримечательность Лондона,
но это не убедило его друзей в его невиновности.
- Только такие придурки, как англичане,
могли сделать из сральника достопримечательность, - проворчал недовольный
Потрос.
- Лично я предпочел бы такую
достопримечательность Лондона, как хранилище Банка Англии, - поддержал его
Д’Арнатьян.
Лишь Отос, загадочно молчал, может быть
от того, что прочитал на туалетной бумаге следующее: «Я, Карл I, ни хрена не
сказавший, где я зарыл миллион фунтов золотом, вырученный от, и так далее, своим
палачам, решил, что лучше сдохну, чем скажу, что я зарыл миллион фунтов в
подземелье Ньюкаслского замка. Я обращаюсь к потомкам, чтобы раскрыть страшную
тайну: Кромвель продает разбавленное пиво, клянусь своим здоровьем! Карл I, пока
еще король». Решив донести это послание до потомков (своих), благородный граф Де
Ла Фер, спрятал его в карман и вместе с друзьями вышел из туалета на площадь,
где был сооружен эшафот.
Амарис неверно истолковавший молчание
Отоса с удивлением посмотрел на графа Де Ла Фера, который никогда не упускал
случая посмеяться над промахами своих друзей, благодарно сплюнул на носок сапога
Отоса.
Протолкавшись к самой сцене, то бишь, к
самому подножию эшафота сооруженного из гигантского конструктора «Лего» (при
этом им, конечно, пришлось не раз поработать кулаками и ногами, расшвыривая в
стороны не в меру любопытных старушек), друзья замерли, потрясенные столь
сильным ударом судьбы, не позволившей им спасти короля.
- Кал Стюарт, - начал читать гнусавым
голосом пристав, на лице которого было написано, что в школе он не проучился и
двух лет.
- Я никакой не кал, меня зовут король
Карл, - гордо заявил Карл. – Вы можете убить меня, но я ничего не
скажу!
- Король-кол, карл-кал, какая разница, -
обиделся пристав. - Вот прочитаю неправильно, тебя вместо отрубления головы
посадят на кол, - пригрозил судейский. – Короче, Карл-кал, Стюарт-Сруарт, -
раздались аплодисменты зрителей, которым понравился судейский комик, - если Вы
скажете, куда зарыли, спрятали, схавали или заныкали миллион фунтов стерлингов,
вырученных от продажи водки «Королевская», тогда Вас повесят и наградят орденом
«за заслуги перед отечеством». А если не скажете, то вот этот человек, - пристав
показал на палача в маске с одетыми поверх маски очками с неправдоподобно
толстыми линзами, - обещает отрубить Вам голову с трех, не более ударов, - палач
закивал, как ванька-встанька. - Таков билль парламента, - заявил
пристав.
- Я ни хрена ни скажу, - твердо заявил
король, - Смерть надо встречать с высоко поднятой головой, как и подобает
мужчине, если нет другого выбора, - горестно, но гордо произнес
король.
- Какое мужество! – восхитился Отос,
готовый пристрелить короля, если тот расколется. – Долг дворянина потребует от
меня пристрелить его, если он рискнет расколоться перед чернью и уронить
достоинство дворянина! – прошептал Отос на ухо гасконцу. Слеза восхищения
выкатилась из глаза благородного графа Де Ла Фер.
- Я тоже бы так держался, - после
секундного колебания заявил в ответ Д’Арнатьян, - Если у меня был бы миллион, -
добавил он.
- Палач, не руби меня внезапно, я хочу
помолиться, - попросил король.
- Когда же мне рубить? – удивился палач,
поправляя очки для безнадежно близоруких.
- Когда я скажу «аминь», тогда руби, -
выдавил король.
- Хорошо, - согласился палач, и как
только король склонился над маленькой Библией, внезапно ударил короля топором. С
чавкающим звуком унитаза, голова великого короля, отделилась от
туловища.
Струя крови, хлынувшая из шеи короля,
немедленно обрызгала всех, кто стоял у подножия. Возмущенные зрители закидали
палача тухлыми яйцами и помидорами.
Так был казнен великий Карл (накопить
миллион способен только великий!). Однако наши герои, обрызганные кровью больше
всех, решили отомстить палачу, у которого поднялась рука на
короля.
- Я этого урода на куски изрежу, -
пообещал Амарис, выглядевший как дед Мазай после того, как «приютил» своих
зайцев на своей домашней скотобойне.
- А одежду я продам на аукционе! – сказал
сметливый гасконец.- Только сначала я приквакну этого неумеху, который испачкал
мой единственный костюм. То есть я его приквакну за то, что у него рука
поднялась на дворянина, - добавил он после того, как благородный Отос осуждающе
покачал головой.
Отос сходил и нанял судно для бегства
после расправы с палачом. Остальные принялись выслеживать палача. Несмотря на
полную апатию, охватившую друзей после потери всех надежд на миллионные барыши,
и трижды терявших палача из виду (каждый по разу), тем не менее, они совершенно
случайно наткнулись на него около публичного дома со странным названием «Только
для членов профсоюза». Забывшись, палач так и не снял с лица маску и очки,
благодаря чему, друзья немедленно (после полутораминутного совещания) опознали
его и последовали за ним. Побродив по городу и сделав уйму покупок, палач,
наконец, привел друзей к старому домику, не развалившемуся только потому, что
его голуби засрали. Палач проскользнул внутрь и запер двери на засов. Друзья
немедленно отправились за Отосом, который обругал их идиотами за то, что за ним
в гостиницу они прибыли втроем, не оставив никого у дома.
Последуем же внутрь домика вслед за
гнусным палачом. Внутри домика, обклеенного изнутри большими глянцевыми
фотографиями из Пентхауса и Плейбоя, находились двое. Один из них палач, а
второй только что появился из потайного хода, как чертик из коробочки. Следует
отметить, что люк потайного входа был скрыт прямо на задней части одной из
многочисленных девиц, поэтому палач, увидев появившуюся из люка морду Кромвеля
(а это был именно он), не смог удержаться от смеха вспомнив, как Кромвель
начинал свою пламенную речь перед началом революции – «Мы все в
заднице!».
Пыхтя, как паровоз, Кромвель вылез из
потайного лаза и втащил вслед за собой бутылки с пивом.
- Ви знаете, что биль заговор, сир, -
спросил палач голосом Мордаунта, каковым он на самом деле и
являлся.
- Да, - сказал Кромвель, открывая
бутылки. Эти четыре француза пытались похитить короля.
- И Ви так спокойно об этом говорить! –
вскричал Мордаунт, снимая костюм палача и, оказываясь в нижнем белье с
кружевами. – Это для конспирации, – пытаясь скрыть смущение, сбивающимся голосом
объяснил он.
- Да конечно, и ширинка на заднице в
Вашем белье тоже для конспирации, - согласился Кромвель, опустошив вторую
бутылку. Да, я знал о побеге, но я не бездействовал. Я продал им лопат на
несколько сотен фунтов, - высокомерно ответил Кромвель. Они должны были привести
меня к миллиону, но эти придурки умудрились промахнуться с подкопом, а еще один
придурок, носящий трусы с дыркой на заднице, заколбасил короля, в результате
чего миллион фунтов улетучился как девственность крольчихи, попавшей в питомник
для самцов.
-
О, Ви есть гений, мон хенераль! – пытался подольститься Мордаунт, целуя кольцо
на пальце Кромвеля.
- Сделай мне одно одолжение, Мордаунт, -
сказал Кромвель, пиная того в пах.
- Да, я слюшать Вас, - тоненьким голоском
херувимчика, проскрипел Мордаунт, опуская кольцо в сапог.
- Заткнись, - попросил Кромвель, и одним
глотком прикончил третью бутылку. Эти французы наняли корабль, а я надеюсь, что
бочки с порохом, находящиеся в трюме корабля взорвутся в середине плавания, -
многозначительно намекнул он Мордаунту, глаза которого загорелись, словно он
увидел новую коллекцию кружевного нижнего белья. – Мне их (французов) нисколечки
не жаль, ведь они не любят пиво, пусть и разбавленное, но если все будут думать,
как они, я разорюсь, в Англии начнется инфляция, и в газетах возрастут цены за
рекламу. – Сказав это, Кромвель ушел тем же путем, каким он и появился – через
задницу одной из красоток.
Мордаунт, обрадованный возможностью
покончить с нашими любимыми героями, быстро оделся в костюм ниндзя и попытался
выскользнуть наружу через обычную дверь, но к своему удивлению, столкнулся с
теми, кого хотел умертвить. Получив пинок, Мордаунт влетел обратно в дом. При
этом он испугался и испортил воздух, надеясь, что друзья подождут пока воздух
очиститься, а он ускользнет через «задницу». Вслед за ним в домик вломились наши
герои, но они оказались тертыми калачами, и несмотря на многочисленные попытки
Мордаунта еще более ухудшить качество воздуха, друзья устояли на ногах (все
четверо простудились в прохладном климате).
- Это же Мордаунт! – воскликнул
Потрос.
- Он же палач! – утвердительно заявил
Амарис.
- О, да мы так убьем сразу двоих зайцев!
– радостно сказал гасконец, улыбаясь.
- Вы хотите убить меня, как убили мою
мать, - в истерике забился Мордаунт.
- О, и акцент исчез, - удивился
Потрос.
- Не беспокойтесь господин Мордаунт, все
будет по честному, - заверил его Амарис таким тоном, словно он заверял
избирателей в том, что повысит зарплату и отменит налоги. – Вашей матушке шпагу
мы предложить не могли, но Вы ею пользоваться умеете.
- Или может, воспользуетесь топором,
господин мясник? - промолвил благородный Отос, таким тоном, словно выступал на
Нюрнбергском процессе.
- О, вы хотите дуэли, - обрадовался
злодей, поняв, что у него появится шанс убить кого-нибудь из ненавистной
четверки. – Я согласен, кто будет первым? – вскричал он, выхватывая шпагу, и
отскочил назад.
- Я! – вскричали в ответ все четверо. –
Один за всех и все на одного! – дружным хором прокричали наши герои и
набросились на подлого мерзавца.
Клинки скрестились, как ветви саксаула.
Звон клинков, сшибающихся раз за разом, быстренько создал ту атмосферу, которую
так любят в наших книжках уважаемые читатели. Наши друзья каждый по-своему
пытался приколоть отпрыска миледи к стене.
- О, смотрите, Санта-Клаус, - сказал
гасконец, имевший привычку отвлекать своих противников во время поединков (в
семисот двадцати трех случаях из семисот пятидесяти данная уловка сработала, и
противников Д”Арнатьяна запаковали в «деревянный макинтош» и положили на
длительное хранение в землю).
- Эй, Мордаунт, у тебя ширинка
растегнута, - сказал благородный Отос, также имевший подобную
привычку.
Потрос же молчаливо крутил своей
двуручной шпагой, стараясь зацепить кошелек Мордаунта, висевший у пояса, Амарис
же рассказывал неприличные анекдоты и спрашивал у злодея, причастился ли
он.
Мерзкий негодяй с трудом сносил все это и
постепенно отступал назад. Но когда Амарис стал читать вслух свои стихи, а потом
включил радио, из которого послышались песни Кобзона, даже такой подлец, как наш
Мордаунт не выдержал. Он нажал на потайную кнопку и дверь еще одного потайного
хода, замаскированная под двери лифта, отворилась.
- Янки гоу хоум, - прокричал Мордаунт и
проскользнул в лифт. Дверь за ним закрылась, и лифт поехал
вниз.
- Он ушел от нас, - горестно воскликнул
Д’Арнатьян. – Он поступил бесчестно, разве честные дворяне так
поступают?
- Идемте отсюда, а то он сейчас пришлет
сюда сотню-другую честных солдат, и из нас сделают гамбургер по рецепту
Мордаунта, - дал совет мудрый Отос.
Друзья поспешили и вскоре уже были на
пристани у корабля, где их встретил капитан, закутанный в плащ
ниндзя.
- А где капитан Сруджер? - спросил
подозрительный Отос. – Я договаривался с капитаном
Сруджером.
- Он упал с мачты и сломал шею, -
объяснил новый капитан. - Я его помощник Мордауджер, - прогнусавил сквозь
фальшивую бороду капитан, выглядевший как настоящий морской волк в своей повязке
через глаз и чучелом попугая, пришитого к левому плечу. Мордаунт, а это был
именно он, надеялся не мытьем, так катаньем расправиться с ненавистными ему
французами. Взрыв бочек с порохом должен был покончить с нашими героями, которым
он предложил поспать часок-другой.
Но, к счастью для наших героев, одному из
них, а именно Д’Арнатьяну захотелось немного подкрепиться, и он проскользнул в
трюм. Расколупав одну из бочек, гасконец увидел, что внутри порох и собрался
было заорать «караул», но в этот момент в трюм, как исчадие зла, весь в черном,
пахнувший как бомж, заснувший в сортире; вошел Мордаунт. Думая, что его никто не
видит, Мордаунт снял с себя плащ с попугаем и повязку с глаза, в результате чего
был немедленно опознан. Приладив фитиль и напевая фашисткую песенку, Мордаунт
улыбнулся так, что все крысы на корабле сдохли, и пошел наверх собирать все
ценные вещи, оставшиеся на корабле. Тем временем, гасконец помчался в каюту к
своим друзьям и, дав каждому из них по кумполу подвернувшейся под руку
сковородкой, прикрикнул на обнаживших против него шпаги
друзей.
- Ш-Ш-Ш! – прикрикнул на них гасконец. –
Знаете, кто у нас командует на корабле?
- Мордаунджер! – недоуменно пробормотал
Потрос.
- Молодец, возьми конфетку, - насмешливо,
несмотря на угрозу смерти, произнес Д’Арнатьян. А его девичья фамилия
Мордаунт!
Друзья
переглянулись.
- Как ты догадался? – изумленно
воскликнули все.
- Ш-Ш-Ш! – объяснил гасконец. – Этот
мерзавец хочет нас взорвать, а сам слинять на шлюпке. Мой план такой: пока он
пойдет поджигать фитиль, мы сныкаем у него лоханку и сделаем весла. А этот
придурок пусть увидит свои внутренности.
- Так чего ж мы здесь сидим? – тихо
прокричал Амарис. - Линяем.
В моменты опасности наша четверка была
способна действовать быстро и умело, поэтому, когда Мордаунт появился у борта,
шлюпки уже не было. Мордаунт в отчаянии посмотрел на фитиль, который он протянул
до самой лодки и увидел, что чья-то заботливая рука не забыла его поджечь. С
криком «доннерветтер» Мордаунт прыгнул за борт. Спустя несколько секунд раздался
взрыв. Корабль разлетелся на мелкие кусочки и пошел ко дну. Наши отважные и
благородные герои в восторге принялись кружить вокруг затонувшего корабля,
надеясь увидеть труп Мордаунта. Однако тот вынырнул, как чертик из коробочки и
закричал, умоляя спасти его.
- Спасите меня, я больше не буду, я
хороший, мне еще рано умирать, - принялся перечислять свои доводы сын миледи. –
Посадите меня в лодку, вы же благородные дворяне, - Мордаунт принялся взывать к
больному месту наших героев.
- Умри! – предложил ему Д’Арнатьян,
целясь ему в голову из пистолета с большим дулом.
- Утони! – посоветовал Потрос,
примериваясь ударить негодяя веслом по голове.
- Я человек миролюбивый, - начал свою
слащавую речь Амарис, - Но и у меня есть желание отправить Вас, сударь, к
мамаше. Могу предложить Вам порцию быстродействующего яда, Вы умрете от него в
течение трех, максимум четырех часов.
- Господа, - воскликнул вдруг, как всегда
благородный Отос. – Неужели вам его не жалко?
- Жалко, - согласился с ним гасконец, -
патроны жалко.
- Господи, если я останусь в живых, я
обещаю исправиться, я больше никогда не буду делать гадости,
обещаю.
- Не верю, - размахнулся веслом
Потрос.
- Возьмите меня! – душераздирающе
запричитал подлый мерзавец.
- А у тебя билет есть? – спросил у него
любознательный гасконец. – Билет в нашу лодку стоит десять фунтов
золотом.
- У меня только пять, - с надеждой
предложил Мордаунт, с трудом удерживаясь на плаву.
- Ладно, давай деньги, но нам придется
тебя связать, вдруг ты шнурки от ботинок захочешь у нас стибрить, или еще
что-нибудь в этом роде.
Обрадованный сын миледи с радостью
согласился и вскоре уже сидел спеленатый, как младенец по рукам и
ногам.
- Я горжусь Вами, Д’Арнатьян, - чуть ли
не плача от умиления, сказал Отос. – Вы почти такой же благородный, как
я.
Гасконец гордо посмотрел на своих друзей,
поскольку добиться похвалы от Отоса можно было только в тех исключительных
случаях, когда тот был трезвый, и на него находили всякие благородные мысли.
Спустя полчаса, по знаку гасконца, Потрос столкнул связанного Мордаунта за
борт.
- Он заплатил только за половину дороги,
- объяснил гасконец, позвякивая монетками, которые он выудил у сына
миледи.
Подлый мерзавец, оказавшись в воде,
громко пукнул и пошел ко дну.
- Аминь, - сказал благочестивый аббат
Д’Эрблю, - а теперь давай сюда мою долю, ибо как говорит господь, помогай
ближним, когда им трудно и сталкивай врагов своих за борт, когда трудно
тебе.
- Вот видишь, Д’Арнатьян, ты всего лишь
вполовину такой же благородный, как я, - сказал благородный Отос. – Гони мою
долю, кстати. И еще друзья, если по честному, мне все-таки его немного
жалко.
-
О, а как мне-то жалко, вы не представляете, - скорчил рожу Потрос. – Я же с него
сапоги забыл спать. Дайте мне мою долю, пока я не забыл.
- Но пять на четыре не делиться, - сказал
хитрый гасконец. Кто-то должен получить два, а кто-то один фунт, - пока друзья
обсуждали как им жалко Мордаунта, он незаметно проковырял дырочку во всех
золотых монетках, и пропустил через них рыболовную леску. Привязав конец лески к
уключине, Д’Арнатьян воскликнул, глядя на недовольные лица друз5ей, которым явно
не понравился его намек на претензию заполучить две
монетки:
- Не будем же ссориться из-за каких-то
монеток, - с этими словами он швырнул монетки в бушующее море. – Прими господи
это грязное золото и упокой подлую душу Мордаунта.
Потрясенные друзья смотрели на гасконца.
Такого благородства не снилось даже Отосу, о чем гасконец не замедлил
заявить.
- Я думаю, такое благородство не снилось
даже Отосу, - с гордостью заявил Д’Арнатьян.
Отос только развел руками. Целый час
после этого друзья гребли веслами молча, размышляя, не сошел ли Д’Арнатьян с
ума. Размышляя над этим, они даже забыли «филонить» и гребли в полную силу, так
что вскоре они уже высаживались на побережье родной
Франции.
О, Франция, сколь много
денег
Есть у некоторых.
Вино, женщины, мужчины, все надоедает
быстро.
Как хорошо, когда у тебя много
пистолей!
Негромким голосом Амарис нарушил почти
часовое молчание, прочитав один из своих шедевров. Все просто заплакали от
умиления.
- Подобную чепуху не писал даже
Маяковский, - сказал, вдоволь насмеявшийся Д’Арнатьян, убирая луковицу от глаз
подальше.
- Да, это не Байрон, - согласился
Отос.
- Даже я так могу, - заявил
Потрос.
- Чтоб вам всем больше не давали в долг,
- огрызнулся святой аббат Д’Эрблю, оскорбленный в своих лучших
чувствах.
Оставим же на время наших героев и
обратимся к столице Франции. Замарини получил из Англии письмо от Кромвеля,
который предлагал неограниченные поставки пива и воблы оптом и в розницу. В
письме также описывалась деятельность верных слуг кардинала – Д’Арнатьяна и
Потроса.
- Черт, они так и не узнали, где король
Карл зарыл миллион, арестовать их! – срезюмировал кардинал, пиная принесшего
письмо Бернуина.
За время отсутствия четверых друзей, во
Франции произошли интересные события. Народ продолжал роптать против Замарини,
который повысил подоходный налог и проводил большую часть рабочего дня в спальне
королевы, занимаясь важными государственными делами, за которыми, надо отметить,
очень внимательно подсматривал маленький король Блюдовник Четырнадцатый,
используя для этого дырочку, просверленную в свое время еще самим канцлером
Сегой.
После повышения подоходного налога,
большинству простого народа Франции стало не хватать денег на хлеб и ананас
насущный, так что, повинуясь единому порыву, весь Париж восстал. За одну ночь
Париж превратился в город-баррикаду. Стоило гвардейцам или мушкетерам появится
на улицах, предлагая купить новые государственные бессрочные облигации, как в
них начинали стрелять из мушкетов и пистолетов, бросать камнями и тухлыми
яйцами, обзывая их при этом вшивыми недоносками. Словом это была настоящая
революция. На сторону народа встали и некоторые дворяне, затем их стало больше,
к ним присоединились пара-другая герцогов, принц Конти и коадьютор, некий де
Гонди. Все они были известны тем, что промотали нахрен свои состояния, нажитые
еще их прадедами искусной игрой в карты. Теперь эта часть дворянства, к которой
на словах присоединился и успешно сбежавший герцог Бофор (Замарини сразу после
этого издал указ о заочном прибавлении еще трех с половиной лет наказания к двум
пожизненным заключениям), надеялась, что им удасться поправить свое финансовое
положение (не мытьем так катаньем). Особой непримиримостью отличался
небезызвестный граф Рофшор, который надеялся во время бунта аннулировать все
свои долговые расписки и закладные на замок. С этой целью Рофшор нанял полк
спецназа под командованием полевого командира Планше. Ввиду финансовых
затруднений графа, этот полк состоял только из четырех
человек.
Вскоре армия народа, состоявшая из
десятков подобных полков и народных ополченцев, которым было нечего терять,
кроме квитанций из ломбарда и пустых банок из-под пива, начала боевые действия,
разбрасывая листовки с требованием об отставке Замарини и рекламные буклеты о
новой оружейной лавке Бофора. На перекрестках появились представители
республиканской партии США, которые начали раздавать предвыборные обещания перед
выборами в конгресс. Словом начался настоящий бардак.
Увидев, что дело табак, кардинал Замарини
тут же принял меры. Он выслал танковые батальоны гвардейцев кардинала для
подавления мятежа. Не забыл он и про наших героев, распорядившись арестовать
неудачливых дипломатов Д’Арнатьяна и дю Баллона де Плафона де Перрона с
формулировкой «за неправильный переход улицы в условиях чрезвычайного положения
и срыв контракта на поставку разбавленного пива».
Предоставим гвардейцам кардинала
сражаться на улицах Парижа, захватывая в первую очередь здания частных парижских
банков, а Д’Арнатьяну и Потросу – ехать навстречу своей неизбежной
судьбе.
Ехали они, впрочем, недолго. Спустя
некоторое время они увидели роту всадников, скачущих во весь опор. Клубы пыли и
газов, которые выпускали на езду всадники и лошади, не внушали гасконцу
доверия.
- Спрячемся в кустах, - предложил
Д’Арнатьян, выказывая определенную сноровку в таких делах. Потрос смело
последовал его совету, и вскоре оба уже замерли в зарослях кустов. Всадники
приближались, осматривая окрестности.
- Может быть, они едут вовсе не за нами?
– высказал догадку Потрос, наморщив лоб.
- Может быть, - согласился Д’Арнатьян,
делая знак Потросу заткнуться.
- Господа, может, вы едете вовсе не за
нами? – спросил глупый Потрос, высовываясь из кустов.
- Идиот! – только и успел вымолвить
гасконец, пока его вместе с толстым другом не связали в мгновение ока и не
заткнули рот.
Связав пленников как булонскую колбасу,
всадники с гиканьем принялись обыскивать, а затем и делить (по справедливости)
имущество пленников. После того, как на тридцать пистолей осталось в живых
тридцать претендентов (из ста двадцати семи), пленников грубо подняли с земли и
потащили за собой.
-
Потери спишем на сопротивление пленных при аресте, - авторитетно заявил
де
Коменж, взявший предводительство отрядом на себя после скоропостижной смерти
предыдущего главаря после трех огнестрельных ранений в голову. Затем, под
предлогом того, что необходимо собрать документы у погибших, он присвоил себе их
кошельки, бумажники и кредитные карточки. Весело напевая песню, гвардейцы
поскакали к кардиналу, посадив пленников на две свободные лошади. Песня в
переводе с французского звучала примерно так:
Мы смелые рыцари, слуги
кардинала
За полпистоля любого
зарежем
И даже не
поморщимся
А кардинал отпустит нам все
грехи
Припев:
За полпистоля, за полпистоля, за
полпистоля!
Когда врагов вдвое меньше, чем
нас
Всегда мы побеждаем
Всех врагов проткнем насквозь
так,
Чтобы острие вышло из
груди
Припев
За полпистоля, за полпистоля, за
полпистоля!
Никогда не встречали мы лучше
человека
Чем этот прощелыга от бога -
Замарини
Нам все разрешает, на путь истинный
наставляет
И все грехи прощает
Припев
За полпистоля, за полпистоля, за
полпистоля!
По приезду в Париж, де Коменж рапортовал
кардиналу Замарини об удачно проведенной под его руководством операции.
Мушкетеры, мать их так, арестованы, потери гвардейцев девяносто семь человек, но
могли быть больше, если бы не его, де Коменжа доблесть.
Замарини вскочил как ужаленный, узнав о
том, что гасконец со своим толстым другом уложили почти сотню доблестных
гвардейцев. Однако, рассудив, что награду за операцию придется платить всего
тридцати головорезам, Его Преосвященство моментально утешился настолько, что
немедленно вознаградил эту доблестную тридцатку, выплатив каждому около десяти
процентов того, что он обещал. На недоуменные выкрики головорезов кардинал
пообещал призвать на их голову гнев господень и топор палача. Будучи сторонником
максимальной экономии средств, кардинал пришел просто в восторг от подобной
экономии средств. Мушкетеров же он распорядился отвезти в Рюэй, где у кардинала
был летний лагерь (концентрационный). Разделавшись с этим, кардинал продолжил
начатое дело, подписав указ о создании отрядов налоговых террористов, призванных
выколачивать налоги из французов любыми способами. Вместо зарплаты Замарини
повелел выплачивать террористам двадцать пять процентов от награбленного, в
смысле собранного. Закончив с указом, Его Преосвященство на этом не остановился
и занялся государственными пенсиями, а именно – принялся наугад вычеркивать
фамилии с целью экономии средств. При этом он как всегда старался вычеркнуть как
можно больше фамилий. Занимаясь всеми этими важными государственными делами,
первый министр Франции весело насвистывал непристойную итальянскую
песенку.
Обратимся теперь к Отосу и Амарису. Они
договорились с друзьями встретиться в Париже. Но Париж удивил их так, что Амарис
даже не стал радостно стрелять по воробьям и окнам домов, в честь возвращения.
Из каждого окна торчало дуло мушкета, по улицам ходили народные патрули,
вооруженные отмычками, фомками и ломами, изредка заходивших в подъезды домов. В
ратуше военные попугаи-вербовщики зазывали на военную службу глупых воробьев,
обещая в качестве награды каждому по кормушке пшена и резиновой надувной
воробьихе. Каждый воробей, принеся присягу, получал оружие – таблетку
слабительного, которые они должны были принимать перед боем. Узнав об этом,
кардинал начал принимать на службу кошек, выдавая им индульгенции на право
съедения воробьев. Кошкам-офицерам предоставлялось также право охоты на мышей в
королевских владениях. Повстанцы под предводительством Бофора, де Гонди, Конти и
прочие высокопородных дворян сформировали в ответ роту собак-полканов. Однако
Замарини в ответ разбросал с вертолетов пакетики тухлых «Педигрипалов», в
результате чего, собаки все передохли и не съели кошек, которые съели всех
воробьев, которые бомбардировали гвардейцев нечистотами.
Отос и Амарис бродили по ставшему
незнакомым городу, ища Д’Арнатьяна и Потроса, попутно обыскивая по пути
безоружных прохожих, представляясь, то королевским, то повстанческим патрулем.
Подозрительные монеты в кошельках конфисковывались вместе с подозрительными
кольцами, сережками, брошками, бусами или на худой конец кредитными карточками и
депозитными сертификатами. Однако, забредя в один из районов Парижа, где, по
слухам, свирепствовал сумасшедший бандит по кличке Рауль-Пустая Башка, друзья
вспомнили, что им надо нанести визит к английской королеве и рассказать о
последних минутах жизни короля Карла. Этот долг чести настолько подчинил их
себе, что они даже не поспешили за угол, откуда раздавались громкие крики о
помощи.
Придя к королеве, Отос с Амарисом
увидели, что у нее находятся на приеме два королевских гонца де Коменж и некий
Фламаран, прославившийся тем, что несколько раз в месяц лечился от венерических
болезней.
- Отос, я по дружбе советую не пожимать
руку господину Фламарану, поскольку я не поручусь, что он в настоящий момент не
болен какой-нибудь странной и интересной болезнью, - прошептал Амарис, косясь
глазами на Фламарана.
- Я вижу, что, косясь глазами на меня, Вы
шепчете что-то графу де Ла Фер, - заявил Фламаран, проверяя, хорошо ли еще
держится у него нос при третьей стадии сифилиса.
- Ваше Величество! – обратился Отос к
королеве Английской, плюнув невзначай в Фламарана, - Вы знаете, что произошло с
Вашим супругом?
- Вот эти господа, коих по доброте
душевной прислал кардинал Замарини, принесли мне эту радостную весть. Я уже
знаю, что он победил всех врагов и повесил Кромвеля, - радостно сказала
королева.
- Она ничего не знает, - шепнул Амарис
графу де Ла Фер. – Надо ей осторожно сообщить.
- Предоставляю это Вам, - сказал Отос,
пытаясь изобразить на своем хитром лице горестное
выражение.
- Ваше Величество, примите от нас с
Отосом эти полпистоля. Это пособие от церкви, которую я, представляя в своем
лице, вдове великого короля, которого казнили, как разбойника с большой дороги,
отрубив ему голову. Кровь брызгала вокруг на несколько метров, но мы мужественно
не стали стирать наши походные костюмы, полагая, что Вы захотите приобрести их у
нас, что с Вами? - проговорив предложение, удивился
Амарис.
- А как же утверждения этих господ? –
воскликнула потрясенная услышанным королева.
- Лживы до последнего слова, как и они
сами, - проинформировал королеву благородный Отос. – Как солдат, я не умею врать
Вам, Ваше Величество. Вас обманули, как последнюю дуру.
- Как, вы смеете утверждать, что мы
закоренелые обманщики и гнусные вруны? – возмущенно сказал Фламаран, увидев, что
потрясенная до глубины души королева сползла на грязный
пол.
Ее быстро привели в чувство, выплеснув на
нее ведро воды с грязной тряпкой, которой до этого вымыли
пол.
- А Вы, господин Фламаран, которого давно
разыскивает венерологическая полиция, когда последний раз пользовались
контрацептивами? – вместо ответа спросил Амарис и вместе с Отосом громко
рассмеялся тонкому юмору вопроса.
Услышав это, королева Англии вторично
повалилась на пол, и уже не было воды, ни чистой, ни грязной, чтобы привести ее
в чувство.
- Может, наберем воды из бачка унитаза? -
предложил рассудительный Амарис, но был прерван Фламараном и де Коменжем,
которые, изрыгая грязные проклятия и ругательства, тонко намекнули господам де
Ла Фер и Д’Эрблю, что они были бы очень рады встретиться с ними на улице, чтобы
двумя болячками на заднице общества стало меньше, в чем с ними вполне согласился
бы любой здравомыслящий человек, ненавидящий как и они, де Коменж и Фламаран,
всяких гребаных недоносков и отъявленных сволочей, которые только лишнее место
на этом свете занимают, из-за чего честным людям иногда водки, денег и девочек
не хватает, и что как бы было хорошо, мать их так, если кто-то благородный и
смелый раза по три, нет, по семь раз выстрелил бы им в спину,
аминь.
Разъяренный Амарис и благородный Отос
согласились с ними по первому пункту и отмели вторые, третьи и последующие. В
конце концов, спустя полчаса, после того, как даже у такого человека, как де
Коменж кончились ругательства, было решено продолжить философский диспут на
улице.
Вскоре, к вящему удовольствию соседей,
прохожих и просто шалопаев, началась дуэль, так живо напоминавшая времена
великого Ширелье.
Отос одной рукой сорвал одуванчик, а
второй выхватил шпагу и принялся отражать натиск де Коменжа, нюхая одуванчик. То
и дело удлинявшийся кончик шпаги Амариса заставлял отступать подлого Фламарана.
Зрители тут же принялись биться об заклад. Услышав это, благородный Отос одной
рукой поставил на себя десять пистолей, а затем смело отбросил шпагу и, выхватив
из-за пояса пистолет, без помех разрядил его в де Коменжа. Коменж страшно
выругался и рухнул замертво. Амарис же, все еще продолжал биться с подлым
Фламараном. Клинки продолжали высекать искры. Фламаран пытался, несмотря ни на
что проткнуть Амариса, а сам Амарис, видя, что удлиняющийся кончик, тем не
менее, не позволяет без помех проткнуть противника, решил воспользоваться
зазубринами на своем клинке, нанесенные таким образом, что с одной стороны шпага
напоминала длинную ножовку по металлу. Помахав еще шпагой с минуту, Амарис
добился своего – клинок Фламарана переломился, когда допилить оставалось совсем
немного. Возникшая разница в длине шпаг позволила Амарису легко проколоть
Фламарана пять-шесть раз, после чего как добрый самаритянин, благочестивый аббат
поинтересовался, не может ли он чем-нибудь помочь
умирающему.
- О, да! Сделай одолжение, заткнись, -
прохрипел Фламаран и плюнул в аббата Д’Эрблю.
Зрители бурно приветствовали победу
Амариса. Больше всех радовался Отос, поставивший на него двадцать пистолей.
Благочестивый Амарис тут же принялся проповедовать что-то о добре и зле, после
чего попросил присутствующих скинуться на похороны погибших. Собрав приличную
сумму, друзья взвалили каждый по противнику на плечи и отрпавились на ближайшее
кладбище.
Завернув за угол, друзья решили немного
отдохнуть. Во время отдыха, Отос под предлогом поиска адреса, по которому надо
бы выслать родным и близким погибшего не то письмо, не то само тело, принялся
беззастенчиво обшаривать карманы усопшего. Найдя три пистоля в грязных носках,
Отос, увидел, что Амарису повезло несколько меньше. Тот нашел письмо и принялся
читать его. Письмо гласило:
«Его Высокопреосвященству Замарини, зиг
его хайль!
Согласно
Вашей просьбе, высылаем подкрепление для охраны этих двух говнюков, мать их так,
Д’А. и П. Этим подкреплением будет спецотряд гвардейцев-десантников из ЗАД
(Запасная Амьенская Дивизия). Кстати, вчера королева курила марихуану, должно
быть нашла Вашу заначку.
С
уважением, канцлер Сега.»
- Не кажется ли Вам, уважаемый граф, что
упомянутые в письме говнюки Д’А и П удивительно смахивают на наших друзей,
Д’Арнатьяна и Потроса? – спросил Амарис, стараясь незаметно поднять подписной
абонемент, выпавший из кармана Фламарана. Отос только хмыкнул, увидев мельком
название «Для старых развратников».
-
Надо спасти Потроса и Д’Арнатьяна, который должен мне полпистоля, - еще раз
хмыкнув, сказал благородный Отос.
- Если Вы еще раз хмыкнете, друг мой, я
Вам завтра плюну в кофе, - пригрозил Амарис.
- Хм, - сказал граф де Ла Фер, - Вы
хотите, чтобы я ухмылялся? – ухмыльнулся он, озираясь по сторонам в поисках
проститутки.
- Перестаньте оглядываться по сторонам в
поисках проститутки и лучше хмыкайте, черт с Вами, - взмолился Амарис, взглянув
в ухмыляющуюся рожу Отоса.
Примерно через полчаса, придя, наконец, к
согласию, друзья решили отправиться спасать Д‘Арнатьяна и Потроса. Засунув в
помойку тела Фламарана и Коменжа, друзья остановили карету, и выпрягли из нее
лошадей, предварительно выстрелив в муху, севшую на лоб
кучера.
Примерно в это же время, началось
сражение между королевскими солдатами и слегка подвыпившими повстанцами.
Королевские отряды под предводительством принца Конде, подогретые обещанием
объявить Париж свободной мародерской зоной на три дня, весьма решительно
двинулись в бой. Повстанцы, крича “Анархия-мать порядка”, “Да здравствует Бофор,
обещавший всем по пистолю” и “Ура, коадьютор Гонди обещал всем пиво”, весьма
смело и необдуманно бросились бежать. Сражение могло бы еще долго продолжаться в
виде догонялок, если бы не тактическая неточность, проявленная принцем Конде.
Ввиду того, что у него двоилось в глазах после вчерашней попойки во дворце, он
повел свои отряды влево, тогда, как повстанцы убегали вправо. Историки отмечают,
что многие в этот день проявили доблесть, метко стреляя в спину зазевавшимся
повстанцам, или же, притворившись мертвым, неожиданно ударяя ножом какого-нибудь
сострадательного противника. В числе отличившихся в этой битве был маршал Планше
со своим полком. Его полк засел на крышах, сбрасывая на головы сражающимся куски
шифера. Однако доподлинно осталось неизвестным, на чьей стороне воевал этот
отряд. Маршал Планше наградил полковника Базена, лейтенанта Гримо и рядового
Мушкетона, подарив им конфеты петарды.
- Они взрываются во рту, а не в руках, -
эта историческая фраза Планше известна и поныне.
Тем временем, Отос и Амарис пытались
найти следы друзей. Обходя все публичные дома и трактиры, друзья повсюду
расспрашивали о Д’Арнатьяне и Потросе. Совершенно случайно, Д’Арнатьяну удалось
послать письмо Отосу. Он подкупил тюремщика, обещая тому награду, когда он
вручит ему письмо Отосу. Тюремщик был настолько глуп, что поверил гасконцу и на
полном серьезе потребовал вознаграждение за свои труды, чем немало огорчил
благородного Отоса, считавшего, что добрые дела делаются из благородства, а не
из-за денег. Все кончилось тем, что тюремщик остался лежать у обочины связанный
как кукла с подожженной динамитной шашкой, засунутой ему глубоко за шиворот, а
Отос и Амарис спрятались в придорожных кустах, чтобы показавшаяся вдалеке
брачная процессия не помешала им прочитать письмо.
Взрыв, брызги крови и куски продажного
тюремщика, надолго запомнились брачующимся и их гостям. Больше всего негодовал
жених, возмущавшийся тем, что взрывом не убило тещу и тестя, вместе
взятых.
Но для отважных друзей все остальное
словно перестало существовать. Они с трепетом развернули письмо и прочли
следующее:
«Дорогие друзья!
Я
как раз собирался отослать Вам, граф де Ла Фер, мой дорогой друг, те самые
полпистоля, которые как Вы почему-то утверждаете, я задолжал, ну да ладно. Так
вот, только я, значит, хотел послать их Вам по почте почтовым переводом (три су
за пересылку), как подлые негодяи и грязные подонки, эти гвардейцы кардинала,
напали на нас с Потросом. Их было много, но мы смело сопротивлялись и убили
семьдесят и ранили еще больше этих ублюдков, но их было гораздо больше,
остальные арестовали нас и я так и не успел послать эти злополучные полпистоля.
Если эти полпистоля все еще Вас интересуют, то приезжайте и спасите нас. Если
можете, то спасите нас поскорее, а то Потрос уже надоел, храпит по ночам, как
буйвол, поет песни, скоро я его сам прирежу, честное
слово!
С уважением,
Д’Арнатьян
P.S.
Отосик, Амарисик, спасите НАС!
P.P.S.
ПОЖАЛУЙСТА!
P.P.P.S.
Все, Потрос меня достал, завтра прирежу толстого придурка!
- Д”Арнатьян, я спасу тебя, - воскликнул
Отос, выстрелив в проходящего мимо гвардейца.
- Да, но как? – спросил рассудительный
Амарис, обшаривая карманы трагически погибшего гвардейца. В поисках,
по-видимому, новых писем от друзей. – Упокой господи его душу, - добавил он,
увидев, что у гвардейца несколько зубов золотые. Воровато озираясь по сторонам,
достопочтенный аббат Д’Эрблю вытащил клещи и принялся рвать зубы, или как он
объяснял Отосу «собирать пожертвования для церкви».
- Действительно, как? – задумался Отос. –
Этот придурок исписал полстраницы, но забыл написать свой адрес. – Но он мой
друг, и я отдам жизнь за него, а он отдаст мне мои полпистоля, - мечтательно
произнес благородный граф де Ла Фер.
В
это время из-за угла вынырнул всадник-лихач, который, крича что-то неразборчиво,
проскакал мимо и ни с того, ни с сего, выстрелил в Отоса и Амариса по два –три
раза и скрылся за углом, страшно довольный. Вскоре за следующим углом вновь
послышались выстрелы.
- Это же был Рауль, - изумленно сказал
граф де Ла Фер. – Но он нас не узнал, - отеческая слеза радости появилась в
левом глазу Отоса.
- Он ужасно похож на своего отца в
молодости, - льстиво сказал Амарис. – Но он в нас не попал, и на том
спасибо.
- Надо догнать его, мальчик совсем
растерялся в Париже.
- Я бы так не сказал, - сказал Амарис,
сопоставив вдруг, имена Рауля де Бражелона и известного бандита Рауля Пустая
Башка, орудовавшего в этом районе. – Кроме того, нам надо спасти Потроса и этого
прощелыгу Д’Арнатьяна, который еще в Англии украл у меня надувную резиновую
женщину, которую я купил только для того, чтобы она изображала кающуюся
Марию-Магдалену в нашем аббатстве. Честное слово, - добавил
он.
Если бы благородный Отос не был бы так
занят тем, что принялся с помощью карманной подзорной трубы изучать семейную
жизнь коадьютора Гонди, то он бы непременно заметил как из кармана Амариса при
его словах выпал велосипедный качок. Разочаровавшись в подзорной трубе, когда
коадьютор задернул шторы, Отос решил идти к королеве, чтобы спасти друзей, о чем
тут же сообщил своему другу.
Услышав это, Амарис предположил, что Отос
опять накурился марихуаны. Однако Отос настоял на своем, ибо им двигали
благородные мотивы, а это заставляли его отринуть заботы о собственной
безопасности.
- Как хотите, - протянул Амарис, крутя
пальцем у виска. – Но запомните, в тюрьме травку будет достать труднее, чем
здесь.
Поняв, что в конечном итоге ему придется
одному спасать всех, аббат Д’Эрблю пошел набирать армию спасения (друзей). С
этой целью он направился в казино «Три джокера», где намеревался найти
доблестного Планше, скрывающегося там от Гримо, Базена и
Мушкетона.
Благородный граф де Ла Фер же, направился
во дворец, просить аудиенцию у королевы Анны Австрийской. Всучив швейцару
фальшивый пистоль, Отос пошел по коридору, пинком раскрывая все двери и
заглядывая в каждые покои. Во дворце же шла обычная придворная жизнь: в
помещениях, арендуемых оппозиционными газетами, то и дело раздавались взрывы со
смертельными исходами, канцлер Сега вел популярное шоу под названием «В замочную
скважину», налоговые террористы избивали шимпанзе, требуя признаться в неуплате
налогов, наконец, кардинал Замарини проводил пресс-конференцию, объясняя, почему
налоги надо платить. Чтобы повысить популярность подобных пресс-конференций,
Замарини каждые пять минут показывал карточные фокусы или обыгрывал журналистов
в наперсток.
Граф де Ла Фер нашел королеву в
гардеробе, где она обчищала карманы пальто, срезая меховые воротники и
присваивая меховые манто. Если ничего в карманах не было, то владельцы пальто и
шуб с удивлением обнаруживали позднее в своих карманах, зашитых капроновыми
нитками, вырванные с корнем пуговицы. Очень часто зашитыми оказывались и рукава,
а однажды, герцогиня де Лонгвиль обнаружила, что замки на сапогах вшиты
вовнутрь, а у ее перчаток отрезаны все пальцы. Кроме того, на спине несмываемыми
буквами появилась надпись «Одарю любовью крошка, если у тебя есть ГКОошка».
Начавшийся после этого бум на фондовой бирже заглушил возмущенные крики
герцогини, к дому которой очередь выстраивалась с шести утра. Поскольку
герцогиня слыла первой красавицей Франции, котировки кардинальских ГКО возросли
выше номинала. Больше всех на бирже закупился старый развратник канцлер Сега,
пристававший к герцогине каждые полчаса. Вскоре вся женская половина
французского двора обзавидовалась такому вниманию и принялись одеваться в
панковские перчатки, зашивать замки на сапогах вовнутрь и писать всякие игривые
фразы на спине и на той части женского тела, что находится пониже спины. Так
появилась мода, но это все так к слову.
Надвинув кепку на глаза, Отос согласно
этикету сделал шпагат, сальто-мортале, плюнул в карман одного из пальто и
поцеловал руку королеве. Та небрежно кивнула и незаметно стряхнула пепел на
кепку Отоса.
- Пройдемте в мои покои, - высокомерно
сказала королева, прикидывая, как бы заткнуть рот «этому головорезу», чтобы
никто не узнал о маленьких слабостях королевы.
Входя в покои королевы, Отос умудрился
наступить ей на ногу и зацепить ножнами шпаги портьеру, за которой стоял и как
всегда подслушивал (да и подглядывал) известный развратник канцлер
Сега.
Услышав
шум, Замарини перестал рыться в ящике с нижним бельем королевы и притворился,
что занят важными государственными делами в покоях Ее Величества. С этой целью
он схватил проходившую мимо кошку за хвост и начал насильно ее
гладить.
- Пройдемте в мой кабинет, - сказал
Замарини, отпуская бедную кошку.
Отос, королева и кардинал прошли в то,
что кардинал называл своим кабинетом. Дверь за ними закрылась. Канцлер Сега
недобро улыбнулся, вынул расческу, чтобы причесать свою лысину, после чего начал
приставать к бедной кошке.
Проследуем же в кабинет Замарини. Он
представлял из себя огромный зал, посредине которого стоял золотой унитаз,
вокруг которого кругом стояли письменные столы с табличками «Понедельник»,
«Вторник» и т.д. до «Воскресенья», причем столов с табличкой «Пятница» было
семь, а «Субботы» вообще не было. Следующая окружность после столов,
представляла из себя спальные кровати, размер которого, позволял устроить
две-три дискотеки с последующими оргиями на каждой. Спинки кровати были сделаны
в виде автоматов для продажи баночного пива, что позволяло не ходить в магазин
за покупками слишком часто. В углу кабинета был натянут батут, на котором прыгал
маленький король Блюдовник Четырнадцатый. На стенах вместо обоев была липкая
лента для ловли мух и комаров. Этой лентой был обклеен и потолок, о чем
свидетельствовал неудачно высоко подпрыгнувший стражник, приклеившийся к
потолку.
- Итак, что Вам надо от Ее Величества? -
начал разговор Замарини, приготовившись вколоть себе приличную долю
героина.
- Ваше Величество, - смиренно начал Отос
после того, как нацепил ордена, большую часть которых он собирал, как трофеи у
павших противников. Королева изумленно уставилась на орден «куртуазного
маньериста» и почетной подвязки «хот-дог третьей степени» (свежести). – Я хочу
знать, где находится мой друг Д”Арнатьян, который должен мне полпистоля и с
которым мы, помнится, спасли одну французскую королеву, кстати, не знаете, кто
она?
- И ради этого, Вы оторвали меня от
важных государственных дел, - гневно начала королева, пиная Отоса в пах. – Вы
сказали Д’Арнатьян? А так Вы тот самый Отос, кстати, у Вас не будет сто пистолей
взаймы до завтра, честное королевское отдам, - искра узнавания промелькнула в
глазах королевы. – Нет? Арестовать его и посадить вместе с Д’Арнатьяном, -
подвела итог королева и еще раз пнула Отоса.
-
Ну зачем же так? – укоризненно спросил Замарини, удерживая королеву, и не давая
ей еще раз пнуть Отоса. Обыскав графа, и увеличив свой капитал на пять фальшивых
пистолей, Замарини похлопал Отоса по голове дубинкой, которую всегда носил с
собой, чтобы можно было почесать спину (слону).
Позвав стражу, кардинал приказал
«немножко посадить этого головореза-оборванца, который носит с собой всего лишь
пять фальшивых пистолей, вместе с его друзьями-недоносками, которых как-нибудь
надо повесить.
Так что этот день для королевы и
кардинала окончился очень хорошо, тем более что за взятку канцлер Сега был
назначен министром сексуальной защиты населения от министра
финансов.
- Ладушки, ладушки, где были – на
блядушке, - пели королева с кардиналом, запивая икру
шампанским.
Взглянув
на верхние строчки, Д’Арнатьян схватился за голову:
- В какую книгу я попал! Просто
порнография какая-то. Нет, пойду лучше в книжку Дюма.
Однако, получив от автора полпистоля
премии, Д’Арнатьян тут же заткнулся.
Обратим же взгляд пытливых читателей на
Д’Арнатьяна и Потроса. Они уже две недели сидели в одной камере, питаясь тем,
что им приносили, а приносили им, по мнению Потроса, недостаточно
много.
- Недокладывают! – возмущался
Потрос.
Первые три дня весело прошли в обсуждении
тех похабных анекдотов, которые они услышали от гвардейцев кардинала, когда те
везли их в тюрьму. Однако с каждым днем гасконцу хотелось поспать все больше и
больше. Но заснуть ему никак не удавалось. Ночью Потрос храпел так, что заснуть
не мог не только Д’Арнатьян, но и гвардейцы, караулившие их, вкупе с жителями
деревни, располагавшейся в двух лье от тюрьмы. Днем же после еды Потрос начинал
петь песни, слушать которые, было невозможно, поскольку наш толстый герой
умудрялся перевирать каждую ноту и путать слова. Замолкал господин дю Баллон де
Плафон де Перрон только, когда рот у него был занят, так что бедные тюремщики
были вынуждены на собственные деньги покупать для пленников дополнительную
жратву, выпивку, и сигареты (из наших героев никто не курил, но сигареты
пленники требовали из принципа). Но промежутки тишины длились недолго. Как
только Потрос напивался, как следует, он забывал о своих обещаниях, и своды
тюрьмы оглашала песня:
Пора! Пора! Пора!
Дуемся на своем
веку,
Пока! Пока! Пока!
Чего я перьями на шляпе
машу?
Лучше повешу тещу свою на
суку,
Узел на шее завяжу
покрепче.
Чем больше знал я
женщин,
Тем больше меня тянуло к
лошадям,
Хэйо, хэйо!
Хава-хавайя, Ойе!
Поначалу гвардейцам, несшим караул, очень
нравилась эта песня, но чем больше Потрос пел, тем меньше гвардейцев тянуло не
только к женщинам, но и к лошадям. Вскоре местные жители начали штурм тюрьмы,
собираясь линчевать Потроса. Стража, обрадованная хоть каким-то разнообразием,
принялись рубить и колоть направо и налево, находя в этом хоть какое-то
успокоение. Штурм был отбит, зачинщики были повешены, остальных пленных крестьян
отпустили с условием бесперебойных (и бесплатных) поставок еды для
Потроса.
Друзья вновь начали скучать, Потрос уже
вновь открыл рот, чтобы спеть свою песенку, но тут в камеру втолкнули
Отоса.
- Граф, - радостно сказал Д’Арнатьян,
вынимая из ушей затычки, - Вы пришли освободить нас?
-
Нет, я пришел к Вам не по своей воле, - сказал огорченный Отос, обнаруживший,
что кардинал Замарини срезал у него серебренные пуговицы с
ширинки.
- А я думал, что Вы пришли сюда, чтобы
найти колечко, которое я потерял еще в детстве, - вставил слово глупый
Потрос.
- Идиот! – согласились друг с другом Отос
с Д’Арнатьяном.
- Как же нам отсюда выбраться? – раз за
разом повторял Д’Арнатьян, приставив палец ко лбу.
- Я вижу, что, приставив палец ко лбу, Вы
раз за разом повторяете «как же нам отсюда выбраться», - сказал Потрос, открывая
консервы со шпротами.
- Я вижу, что Вы, открывая шпроты,
пытаетесь сострить, - ответил гасконец, продолжая думать, приставив палец ко
лбу.
- Может быть лучше поковырять в носу? –
высказал догадку Отос, и попробовал думать, ковыряя в
носу.
- Ну, Д’Арнатьян, мать твою так, - сказал
Потрос, - есть ли у Вас план, а то Вы уже полминуты думаете, я так не могу, так
тебя растак!
- Есть ли у меня план? – возмутился
Д’Арнатьян. – Поцелуй меня в задницу! У меня целых два плана! – ответил задетый
за живое Д’Арнатьян. – План первый, мы сидим и ждем, пока нас не спасет Амарис.
План второй, мы сидим и ждем, пока к нам не придет Замарини, и не извинится
перед нами.
- Да, более идиотские планы никто уже не
сможет придумать! – заявили хором Отос и Потрос, скрестя руки на
груди.
Обиженный Д’Арнатьян хотел было, съязвить
в ответ, намекнув, что он единственный здесь, кто может утверждать насчет
отцовства своего отца, в отличие от всяких там гнусных недоносков и подлой,
самой распоследней мрази, которая лезет в князи, точнее в бароны, удлиняя при
этом свою фамилию, причем все это несмотря на последнюю стадию кретинизма,
позволяющую претендовать на внеочередное обслуживание в любом дурдоме. Однако
дверь вновь неожиданно отворилась, и в камеру вошел
Замарини.
Кардинал оделся по случаю, как священник,
только что сыгравший партию в теннис: красная кардинальская шапочка, майка с
лицом Мадонны, кожаные трико и ракетка в виде креста с обмотанной изолентой
ручкой. Изо рта торчала дорогая сигара, вонявшая как подожженный
навоз.
-
Пните меня, я сплю! – изумленно сказал Потрос. Д’Арнатьян с удовольствием
выполнил просьбу друга.
- Идиотские планы могут быть успешными,
если их выполняют круглые идиоты, - сокрушенно сказал Отос, смачно плюнув в
окно. Совершенно случайно он попал в проходившего мимо
крестьянина.
- Хе, - сказал Замарини, -
Привет!
- Пошел ты! – отозвались
пленники.
- Фи, как грубо, - скривившись в ухмылке,
сказал Его Высокопреосвященство. – Слабо угадать, зачем я сюда
пришел?
-
Может, Вам моча в голову ударила после того, как выпили болотную воду? –
непочтительно высказал догадку Потрос.
- Началась война, или янки повысили
импортные пошлины, - глубокомысленно заявил Отос.
- Ставлю полпистоля, которые я хотел
отдать Отосу, но отдам в следующий раз, что Вы пришли сюда нас казнить, -
неожиданно сказал Д’Арнатьян. При этом его лицо вдруг напомнило кардиналу морду
скунса во время брачного периода.
- Принимаю! – воскликнул кардинал,
выплевывая вонючую сигару. – Давай-ка сюда мои полпистоля, так как я пришел Вас
отпустить.
Гасконец со вздохом протянул кардиналу
полпистоля и запрыгал от радости на одной ножке. Кардинал тем временем тут же
распорядился насчет друзей.
- Стража! Отпустить их! А теперь
арестуйте их снова!
- За что? – завопили разочарованные
пленники.
- За то, что задаете идиотские вопросы, -
хихикая, ответил Замарини. – Теперь я буду прыгать от радости на одной ножке,
вот так и вот так и разэтак!
Кардинал
еще долго прыгал от радости на одной ножке, пока не наступил опорной ногой на
кожуру банана, разбросанную Потросом по всей камере. Поскользнувшись, кардинал
свалился носом в парашу, опрокинув ее на себя.
- Ну и что теперь будем делать? – спросил
друзей Потрос, с интересом наблюдая, как по приказу кардинала двух стражников
расстреляли за то, что в камере у пленников грязно и параша не
вынесена.
- Будем думать дальше, - ответил
Д’Арнатьян, - Эх, если бы мы могли подкупить стражников! Как много бы я дал,
чтобы иметь пятьсот пистолей!
- Я тоже бы дал три пистоля, - заявил
Потрос, не желая уступить Д’Арнатьяну в щедрости.
- Это было бы неплохое вложение, -
согласился Отос, щелкая калькулятором.
- А может прорвемся? – спросил
мужественный Дю Баллон де Плафон де Перрон, тыкая вилкой в котлету. – Я помню,
мы во Вьетнаме, как-то задали перца узкоглазым, - он посыпал перцем на котлету и
чихнул.
- Нет, надо применить хитрость, -
возразил Д’Арнатьян, доставая из сапога набор отмычек.
Дождавшись ночи, гасконец принялся
шуровать с замком. К рассвету он добился, хоть какого-то результата – дверь в
камеру было уже невозможно открыть ни изнутри, ни снаружи. Посвистывая,
Д’Арнатьян сделал вид, что так и было задумано.
Отос, подойдя к гасконцу и к делу рук
его, увидел, что он делает вид, что именно так и было
задумано.
- Я вижу, что Вы, посвистывая, делаете
вид, что так и задумано, - сказал благородный Отос.
-
Да ладно, мы особенно и не надеялись, - приободрил друга Потрос, по дружески
ударив его в глаз. – Как мы теперь парашу будем выносить, - принялся возмущаться
наш толстый герой.
- Будем выбрасывать в окно, - предложил
сметливый гасконец, почесав под глазом. И вдруг его осенило. Схватив лист
туалетной бумаги, в который была завернута котлета, припрятанная Потросом от
своих друзей, Д’Арнатьян написал на нем большими буквами «Французское отделение
форта Нокс. Продажа золотых слитков» и вывесил на улицу. Спустя три минуты и
семнадцать секунд, до слуха друзей донеслись выстрелы и крики. Это местные
жители, загримировавшись под индейцев, напали на бледнолицых недоносков. Вскоре
в дверь камеры постучали.
- Откройте, телеграмма, - сказал кто-то
за дверью.
- Банзай, к черту торпеды, - смело
ответили друзья, попрятавшись под кроватями.
В ответ спустя минуту раздался взрыв, и
железная дверь с лязгом рухнула на пол. В камеру ворвались индейцы с большими
пустыми мешками в одной руке и маузерами в другой.
- Где золото? – взвизгнул один из них,
размахивая самым большим мешком.
- Золото, золото, золото, золото,
золотозолотозолото, - сладострастно забормотал другой, закатив
глаза.
- Амарис! – удивленно сказал Д’Арнатьян,
возникая из-под кровати, как чертик из коробочки. – Вы все-таки пришли спасать
нас, наш дорогой друг!
- Тут что, нет золота? – огорченно
спросил Амарис, пряча свой большой мешок в карман. – А, да точно, я же пришел
спасать вас, друзья мои (слабоумные), да так вот оно и есть, правда, Рауль? –
обратился он ко второму индейцу, который начал шарить в постелях заключенных, не
гнушаясь вспарывать подушки.
- Отец! А где тут золото? – спросил
маленький Рауль, принявшись потрошить матрас. Тут где-то должно быть золото, где
золото, мне сказали, что здесь должно быть золото, - заплакал маленький Рауль и
пнул от огорчения третьего индейца, удивительно смахивавшего на
Планше.
- А, Планше, - поздоровался с ним
Д’Арнатьян, ударив его в глаз.
- Ловок шельма, - согласился Отос и дал
пинка бедному Планше.
Только
невоспитанный Потрос ударил Планше под дых, даже не
поздоровавшись.
Друзья решили покинуть тюрьму и, выходя
из ворот, увидели Замарини, который, увидев наших героев, попытался прикинуться
старой проституткой. Не прошло и трех секунд, читатель не успел бы даже
выговорить слово «двуаллиортопентаногидрофенантрен», как кардинала связали на
манер лионнской колбасы.
- Наконец-то я стану бароном, - заявил
Потрос, потирая руки от удовольствия.
- Я капитан королевских мушкетеров, -
мечтательно сказал Д’Арнатьян.
- А я, - начал было мечтать Планше, но,
получив по пинку от каждого из нашей великой четверки и три от Рауля, которого
хлебом не корми, только дай попинать кого-нибудь, был вынужден
заткнуться.
- Бернуин! Спаси! Помоги! – в ужасе
закричал кардинал, понявший, что за свое освобождение придется
заплатить.
- Держитесь, Ваше Высокопреосвященство! –
крикнул Бернуин, убегая.
- Я приведу подмогу, - с этими словами,
храбрый слуга кардинала, спрятался в лесу.
Спустя десять часов, наши друзья были уже
в замке Потроса, который тот надул прямо посреди дороги между Парижем и Рюэем.
Стоит ли говорить о том, что Потрос тут же с разрешения Его Высокопреосвященства
ввел пошлину за проезд по дороге в обе стороны, Амарис начал приставать к
туристам, пытаясь всучить им билеты новой лотереи «Русская рулетка». За день
Потрос весьма преуспел в торговле недвижимостью, продав замок пяти богатым
туристам, которые и не подозревали о существовании друг
друга.
Завистливый Замарини попытался сбыть
несколько библий с автографами апостола Павла, но тут же был засунут снова в
мешок Амарисом, не терпевший конкурентов, который заодно реквизировал все
библии. Кстати, для сведения Адама Смита и Карла Маркса, именно в этот момент и
появилась капиталистическая конкуренция.
- Как Вы себя чувствуете, Ваше
Высокопреосвященство? – спросил Д’Арнатьян, освобождая кардинала из мешка спустя
три часа.
- Э, да так, ничего себе, спасибо,
кстати, как называется это резиновое чудо?
- Летучий голландец, - довольно
ухмыльнулся Потрос, надувшись от гордости.
Спустя еще шесть часов, «Летучий
голландец» растворился в воздухе, упокоившись в бумажнике Потроса. Друзья
продолжили путь. Кортеж, во главе которого скакал маленький Рауль, зоркие глаза
которого, первыми высматривали монетки, одиноко лежавшие в пыли, оброненные не
то туристами, не то страховыми агентами, промышлявших в этих местах. Проведя еще
три часа в дороге, наши герои въехали в имение Потроса
Перрон.
Друзья сняли наручники с Замарини, вынули
кляп изо рта и даже вернули ему кошелек (правда, пустой, но как сказал Потрос,
это неважно, мать вашу так!). Друзья поужинали сами и даже накормили кардинала
собачьими консервами.
- Итак, обсудим наши требования, - бодро
начал Д’Арнатьян, доставая толстую тетрадь, исписанную от корки до
корки.
- Да, я согласен с Д’Арнатьяном, -
заметил Потрос, одевая майку с надписью «барон» на груди.
Амарису стало завидно, и он тоже
переоделся, но в панка, который любит слушать рок-н-ролл и носить драную кожаную
куртку. Плюнув в пепельницу, он также согласился с
гасконцем.
Отос промолчал, поскольку был занят тем,
что вытирал грязные от еды руки об скатерть. Маленький Рауль также промолчал,
поскольку стихаря сморкался в занавеску. Оставшийся без присмотра Планше в этот
момент пытался с помощью вилки открыть секретер, рядом с которым он
сидел.
Д’Арнатьян, увидев, что внимание
слушателей обращено на него, носком сапога придал Планше ускорение и заставил
того подмести двор в имении Потроса железным ломом.
- Господин кардинал немножко ошибся в
нас, - глубокомысленно заметил Д’Арнатьян, разливая вино по бокалам. Все,
включая Замарини, одним глотком осушили бокалы и тут же скривились от небольшой
(две столовые ложки, не больше) дозы соли, предусмотрительно размешанной в
бутылке сметливым гасконцем. Следует добавить, что вино по вкусу удивительно
походило на смесь пива с водкой, огуречным рассолом, щепоткой перца и красных
чернил, придававших вину неповторимо красный цвет.
- Вот и хорошо, - сказал Д’Арнатьян,
единственный кто пил настоящее вино.
- Да, я действительно ошибся в вас, - со
слезами на глазах, сказал Замарини, поднося луковицу к глазам. Надеюсь, теперь я
свободен? – решил сблефовать он.
- Нет, - коротко заявил Д’Арнатьян,
выбивая стул из-под Замарини. Кардинал заплакал, как маленький
ребенок.
- Вот наши требования, - заявил
Д’Арнатьян, протягивая кардиналу десяток-другой пустых листов. –
Распишитесь.
- Но здесь ничего нет, - удивленно сказал
кардинал, сразу же переставая плакать.
- Ничего, Вы распишитесь, а уж мы
что-нибудь впишем в эти листки, - загоготала дружная
четверка.
- Нет! – твердо заявил Замарини. – Нет, -
уже менее убедительно повторил кардинал, увидев маленького Рауля, который из
конструкторов «Лего» мастерил разные полезные вещи (в натуральную величину):
небольшую гильотинку, крючья, иглы для ногтей, щипчики, «испанские» сапоги и
даже набор для начинающего зубного врача. - Не то чтобы совсем нет, - уклончиво
сказал кардинал, - Просто не совсем да.
- Папа, можно я в него немножко ножиком
потыкаю? – с надеждой в голосе спросил Рауль, размахивая большим
мачете.
- Нет, - твердо заявил Отос, надевая
матросскую бескозырку. На ленточке бескозырки было написано
«босс».
- Я согласен, согласен, - завопил
Замарини, увидев, что маленький Рауль отбросил мачете и вытащил удавку, недобро
поглядывая на него, кардинала. – Где же ручка, бумага? Да, кстати, как вы
согласуете все это с королевой? – уже более уверенно сказал кардинал, увидев,
что Рауль получил от Отоса подзатыльник и лишился удавки. Рауль заплакал и
показал Замарини кулак.
- Это я беру на себя, - ответил
Д’Арнатьян. – Я поеду к королеве и согласую все, - добавил он, одеваясь в самое
лучшее, что у него было.
«Самым лучшим» у гасконца оказался старый
поношенный и проеденный молью смокинг. Грязный носовой платок аккуратно торчал
из нагрудного кармана. Повесив через плечо свою парадную складную шпагу,
Д'Арнатьян накинул модное в то время сомбреро с забралом и, выбрав лучшего коня
из конюшни Потроса, отвел его на рынок и продал за полтора пистоля. Пропив их и
наделав карточных долгов еще на пятьдесят пистолей, он вернулся к
друзьям.
- Эй, а где мой конь? – завопил
Потрос.
- Эта дохлая кляча сдохла, не проскакав и
одного лье, - высокомерно ответил лейтенант королевских мушкетеров, и
присоединился к своим друзьям.
Друзья тем временем заполняли листки с
подписями Замарини. Некоторые расхождения во мнениях немного мешали им. Амарис
каждые пять минут хватался за шпагу, Отос демонстративно поигрывал дробовиком,
Потрос стучал кулаком по столу, а гасконец начинал ругаться так, что даже
маленький Рауль принялся записывать каждое его слово.
К утру все листки, наконец, были
заполнены (Шестнадцать листков пришлось выбросить ввиду большого количества
прочерков, помарок и орфографических ошибок, а когда листов осталось четыре,
друзья поделили их между собой и заполнили).
Потрос заполнил бланк на получение
баронства. Амарис заказал по почте тысячу трусов с золотыми вышитыми буквами
«Д’Эрблю», гасконец же оформил приказ о назначении его капитаном. Что хотел
получить благородный Отос, осталось тайной, поскольку глупый Рауль, наслушавшись
сказок, проглотил листок, воображая, что желание после этого
сбудется.
Оседлав на заре следующего дня еще одного
коня, Д’Арнатьян, сменив костюм – он надел зеленый берет с пером, грязную майку,
трико с подтяжками и вытянутыми коленками, ускакал в Париж, горланя непотребную
гасконскую песню:
Мы гасконцы, за словом в карман не
полезем
Черный юмор придумали
негры
Все сделаем, лишь бы полпистоля
достать
Неважно, сколько при этом придется
заколоть мерзавцев
(Спишем на несчастный
случай)
Любим женщин, вино,
лошадей
(Выигрывать в
карты)
Хорошо, когда на руках пять
тузов
Ибо можно
отыграться
Берем кредиты и не
возвращаем
Налоговых инспекторов в дом не
пускаем
Пусть покажут справку от двенадцати
апостолов,
Что не нарушали десять
заповедей.
Если Вам еще не надоело
слушать
Подобную чушь, то в этой песне есть еще и
припев
Припев:
Деньги, деньги, деньги, деньги, деньги,
деньги… деньги.
Сбив по дороге трех старушек, которые не
успели перебежать улицу, двух собак и семь гвардейцев кардинала, наш смелый
герой прибыл во дворец.
- Ваше Величество! Лейтенант королевских
мушкетеров, укравший кардинала, - доложил Бернуин, шмыгая
носом.
- Неправильно! – закричала королева. – Не
лейтенант, а сержант!
- Неправильно, - согласился Д’Арнатьян,
распахивая тяжелую дубовую дверь ударом ноги. Бернуин с тихим стоном схватился
за разбитое в кровь лицо – дверь ударила его ручкой по носу. – Не лейтенант, а
капитан.
- Ну, нет! Только через мой труп! –
вскричала взбешенная королева.
Д’Арнатьян обернулся и выстрелил. Бернуин
с громким криком распростерся на полу.
- Я хочу, чтобы Вы убедились, что меня, и
это не остановит, - самоуверенно заявил гасконец, знавший, что лучшая оборона
это нападение.
- Я прямо смотрю на Вас и поражаюсь!
Такой наглости я еще не видела! Застрелить моего камердинера и испачкать ковер!
– гневно воскликнула королева. – А где мой любов…, то есть первый министр? –
спросила она и протянула руку к кнопке, чтобы вызвать
стражу.
- Перестаньте протягивать руку к кнопке,
чтобы вызвать стражу и я Вам отвечу, - смело заявил Д’Арнатьян, теребя драную
майку, которой позавидовал бы любой панк. – Мы обсудили все наши проблемы с Его
Преосвященством, и я решил, что стану капитаном, Потрос бароном, а Амарис тоже
кое-что получит. Вы же, Ваше Величество, получите своего
Замарини.
- А этот ваш четвертый головорез, граф де
Ла Фер, он что хочет получить? – спросила королева.
- О, он ничего не получит, ему ничего не
надо, - ответил хитрый гасконец
- Надо же, какое благородство с его
стороны, - удивленно произнесла королева. – Нам королям побольше бы таких людей,
как этот граф. – Все, все берите, - воскликнула вдруг она и, вдруг
расплакавшись, подписала все листки.
- Ваше Величество, - начал свою речь
Д’Арнатьян, спрятав драгоценные листки. Мне больно видеть ваши слезы, но, черт
возьми! Мы двадцать лет стреляли и кололи за Вас направо и налево, оставаясь в
тени (глухих переулков). Так неужели мы, в смысле я, ничего не заслужили за свою
преданность? Даже сейчас я готов пролить ради Вас кровь, - с этими словами он
вытащил из кармана пузырек с кровью и вылил его на ковер.
Королева с изумлением смотрела на
гасконца. Она словно увидела его в первый раз в жизни. Гордая осанка, хитрые
глаза, бегающие по сторонам, трехдневная щетина на его щеках, лейкопластырь на
лбу, фингал под глазом, из-под драной панковской майки выглядывала волосатая
грудь с вытатуированной на ней стодолларовой купюрой. Довершал картину, зеленый
берет с павлиньим пером и верная шпага на боку. Королева вдруг представила, что
было бы, если бы она использовала гасконца на полную мощь, и ей стало его
жалко.
- Жалко, что Ширелье не повесил Вас, ну
да ладно, - успокоилась Анна Австрийская. – Я вас не знала, тем хуже для меня,
черт возьми! А теперь пойдите и приведите мне моего Замаринчика. В этот раз я
вас не забуду, как забыла двадцать лет назад с половиной.
Д’Арнатьян восхищенно взмахнул беретом и
выбежал вон. Подставив ножку кавалеру с дамой, он спустил с лестницы двух
гвардейцев, несших караул, и пробежался по ним, как по ступенькам. Спустя час
Д’Арнатьян вернулся к друзьям, спустя еще час Замарини вытолкнули из экипажа
прямо перед дворцом.
Политический мятеж Фронды постепенно
затих сам собой после того, как Замарини подкупил лидеров мятежа, а редакторов
оппозиционной прессы кто-то похитил с требованием выкупа. Герцог Бофор был
назначен герцогом в герцогстве Бофор, принц Конти стал обладателем подписки на
журнал для старых холостяков (главный редактор канцлер Сега), а коадьютор Гонди
получил право первой брачной ночи на острове прокаженных. Самым недовольным
остался граф Рофшор, которого назначили лейтенантом королевских мушкетеров под
командованием капитана Д’Арнатьяна. Канцлер Сега по окончании событий написал
исторический роман «Неизвращенец».
Спустя
два дня, друзья праздновали в трактире, где Д’Арнатьян до сих пор обещал
жениться на хозяйке.
Вечер прошел, как в старые, добрые
времена. Д’Арнатьян рассказывал про то, как Рофшор убирает туалеты, отбывая
очередные наряды за плохое подметание казарм зубной щеткой. Потрос хвастался
купленной по случаю именно бумагой с баронским титулом. Дю Баллон де Плафон де
Перрон был настолько пьян, что даже не заметил того, что бумага как две капли
воды смахивала на туалетную. Амарис в новой сутане рассказывал про содержание
исповеди одной его прихожанки, не замечая того, что Отос вытирал об него свои
жирные после еды руки. Довершал идиллию маленький Рауль, вновь сморкавшийся в
занавески. После того, как Отос вытер руки, он влепил сыну очередной
подзатыльник и выгнал его из номера. Рауль не особо огорчился и придумал себе
новую забаву – повесив мишень на двери туалета, он принялся упражняться в
стрельбе. Громкие крики, раздававшиеся из уборной, приятно ласкали ему
слух.
На следующий день друзья прощались друг с
другом.
- Потрос, старина, оставайтесь, я сделаю
Вас герцогом, - говорил Д’Арнатьян, пытаясь незаметно отстегнуть у него кошелек,
притороченный к луке седла.
- Нет уж, засиделся я здесь, а имению
нужны новые кредиты, - со слезами на глазах, отвечал
Потрос.
- А Вы, Амарис? – спросил Д’Арнатьян,
обнаружив, что кошелек у Потроса прикован цепью к седлу.
- Я решил вернуться к богу, смирению, -
ответил Амарис, изображая из себя невинного младенца. К несчастью для него, мимо
пролетел голубь и нагадил ему прямо на лоб. – Чтоб тебя черт побрал, гребаный
гриль! – выругался аббат Д’Эрблю.
- Как Вам не стыдно, - укорил его
благородный Отос. – Говорят, что голуби это души умерших.
- Ага, и судя по всему, это душа усопшего
Мордаунта, - проворчал кровожадный Амарис, снимая мушкет с
плеча.
- Бах! – и голубь стрелой рухнул на
землю.
- Я тебя отучу гадить! – заявил Амарис и
принялся топтать трупик бедного голубя коваными сапогами.
- А Вы Отос? Куда
направитесь?
- Я с Раулем еду в Ньюкасл, хочу показать
Раулю местные достопримечательности.
- А что, все местные он уже разрушил? –
удивился гасконец, но как благородный дворянин, сделал вид, что ничего не
произошло. – Итак, мы вновь расстаемся, - с грустью сказал капитан королевских
мушкетеров. – Но мы обязательно встретимся, ведь так?
- Так! – хором сказали друзья, - А
где?
- В следующей книге, - пророчески сказал
Д’Арнатьян.
Когда друзья уже скрылись из виду, и
гасконец выбросил уже ненужную больше луковицу, послышался звон копыт.
Д’Арнатьян обернулся и увидел запыхавшегося Отоса.
- Дорогой друг, Вы должны мне полпистоля,
- сказал благородный Отос, с надеждой глядя на
Д’Арнатьяна.
- А, черт, забыл снять со счета покойного
батюшки, - оправдался гасконец. – Ничего, вышлю переводом, честное слово, Вы
ведь меня знаете, Отос. Или лучше сделаем так, я их в следующей книге
отдам.
Отос разочарованно покачал головой и
пришпорил лошадь. Та встала на дыбы и опрокинула седока прямо в
лужу.
- Таким я всегда помню Вас, Отос, -
сказал капитан королевских мушкетеров и, наступив на его шляпу, направился на
свою нелегкую службу.